Мальчик стоял, как статуя, лицом к пылающему горизонту. Его поза была неестественно прямой, лишенной детской неуклюжести. И он улыбался. Эта улыбка заставила Маркуса сжаться внутри. Она не была злой или радостной. Она была… старой. Бесконечно древней и бесконечно холодной. Как трещина во льду над бездонной пропастью. В его пустых глазах, обычно тусклых и невидящих, теперь мерцал отраженный огонь пожаров – но не как свет, а как холодные, далекие звезды в бездне.
Даниэль стояла чуть в стороне, ее теневая фигура казалась плотнее обычного, а взгляд, всегда аналитический, сейчас был острым, как отравленная игла. Она следила не только за Торвином, но и за реакцией окружающих, за шепотом страха, который витал в воздухе – питательная среда для чего-то ужасного.
Джармод шагнул вперед, став между Маркусом и мальчиком, его каменная невозмутимость была живым упреком всеобщей панике. «Подавление активно,» – его мысленный приказ обжег сознание Маркуса, как раскаленный прут. Боль сжала виски, Гармония внутри него, только что встрепенувшаяся при виде Торвина, была грубо втиснута в узкие, невидимые оковы. Он мог только смотреть. Чувствовать. Не действовать.
Маркус сделал шаг, ощущая, как взгляд Джармода впивается ему в затылок, сканируя малейшую попытку сопротивления подавлению. Он подошел к Торвину, медленно, стараясь не спугнуть… что бы это ни было. Он опустился на одно колено, пытаясь встретиться с этим ледяным, звездным взглядом.
«Торвин?» – его голос прозвучал хрипло, чужим даже для него самого.
Глаза мальчика медленно, очень медленно сместились с горизонта на Маркуса. Улыбка не дрогнула. В этих пустотах не было узнавания. Был… интерес. Как у энтомолога, рассматривающего редкого жука. Интерес бездушный, оценивающий.
Холод.
Он ударил Маркуса не как температура, а как физическая сущность. Волна ледяного, чужеродного безразличия, исходившая не от тела мальчика, а из той бездны, что глядела его глазами. Это был не ментальный удар Элдина. Это было прикосновение иного. Прикосновение Глубины. Голодной пустоты, которая пожирала связи – связи между частицами камня, связи между мыслями, связи между душами.
И в этом холоде, в этой пустоте, Маркус увидел.
Не образами. Ощущениями, переданными через сжатую, но все еще восприимчивую Гармонию.
Треск. Ломающихся кристаллических решеток в стенах Падшего Камня. Не под ударами таранов, а изнутри, от просачивающегося ничто.
Визг. Нечеловеческий, сливающийся в единый резонансный вой – голоса шаманов Горна, не призывающих духов, а открывающих что-то. Как шлюзы.
Пульсация. Темная, тяжелая, идущая из-под земли, из старой шахты. Голодное сердце чего-то, что проснулось… или было разбужено.
И фигура. Над руинами главных ворот Падшего Камня. Высокая, закутанная в шкуры и пластины черного, поглощающего свет камня. Вестник Бури. Но он не командовал. Он… наблюдал. И в его поднятой руке – не оружие. Предмет. Темный, неровный, мерцающий тем же зловещим светом, что и осколок в Архиве. Ключ? Антенна? Фокус?
И самое страшное – Маркус ощутил связь. Тонкую, как паутина, ледяную нить, тянущуюся от этой фигуры, от этого камня в его руке, через горы, через пространство… прямо сюда. К Торвину. К пустоте в его глазах. Вестник Бури не просто смотрел на поле боя. Он смотрел сквозь Торвина. В самое сердце Аргоса. И он улыбался той же древней, холодной улыбкой, что и мальчик.
Он здесь. Его взгляд здесь. Он видит нас.
Мысль Маркуса была ледяной иглой. Он попытался передать это Джармоду через сжатое горло подавления – не словами, а всплеском ужаса и понимания.
Внезапно Торвин пошевелился. Не резко. Плавно, как марионетка. Его рука медленно поднялась, не к Маркусу, а указательным пальцем… вниз. В каменные плиты двора. Туда, где под цитаделью лежали древние крипты, хранилища, а еще ниже – заброшенные геологические шахты, ведущие в неисследованные Глубины. Туда, откуда, по слухам, Арнайры черпали первые кристаллы силы.
И из его уст, сухих и бледных, вырвался звук. Не слово. Не крик. Низкий, вибрирующий гул, точь-в-точь как тот, что предшествовал падению стен Падшего Камня. Гул голода.
Бум.
Удар пришел не сверху, а снизу. Каменные плиты под ногами Торвина… вздыбились. Не треснули, а словно на мгновение потеряли твердость, превратившись в кипящую, бурлящую массу, прежде чем с грохотом обрушиться вниз, увлекая за собой мальчика в зияющую черную пасть. Камни не падали – они растворялись, поглощались тем же самым голодным ничто, что поглотило Падший Камень.