— Головная боль! Это женские штучки…
— Но послушайте, Арнольд!
— Неужели вы не понимаете, Росита? Я чувствую ревущие сороковые. Грозовые пятидесятые! Поднялся ветер! Ветер охотников за китами!
— Вы говорите так, словно находитесь на море.
— А где я нахожусь? Не могли бы вы мне сказать, милая барышня, где я нахожусь?
— О, Арнольд, все–таки…
— Когда–то всю землю покрывало море. Правда, потом оно отступило. Но лишь для того, барышня, да, да, лишь для того, чтобы когда–нибудь вновь отвоевать все обратно. Море вернет себе свои владения.
— Не хотите ли вы сказать…
— Я хочу только сказать, что чувствую ветер. Ревущий, воющий ветер. Грозный ветер с моря.
— Кажется, даже я его теперь чувствую.
Ветер чувствовала, очевидно, и мебель, потому что она скрипела. И не только мебель. Корежился, вздувался и скрипел пол. Словно из трещин его прорвалось пенящееся море.
— Я на своем посту, барышня. Вероятно, нас ожидают ужасные минуты, но не бойтесь. Верьте в Арнольда! Конечно, нам бы не помешала лодка или что–то в этом роде. Да, пожалуй, и этот диван сойдет. Как–нибудь управлюсь! Не раздобудете ли вы мне гарпун?
— Что вы, Арнольд, откуда мне взять гарпун?
— Если меня не обманывает предчувствие, вскоре я встречусь со своим старым противником, с Гезой Великим.
— С китом?
— Да, барышня.
— Здесь, в столовой?
— Это уже будет не столовая! Впрочем, Геза Великий не обращает внимания на подобные мелочи. Однажды он всплыл на заднем дворе. — Арнольд задумался. — Разумеется, нельзя забывать о девочке.
— Вы имеете в виду Чиму?
— Я должен сделать все, чтобы ее защитить. Что касается ее родителей… Порой они довольно странно разговаривают со мной. В особенности ее отец. Как вы думаете, милая Росита, Чиму станет очень горевать, если ее отец вдруг… Как бы это сказать?..
— И не думайте об этом! Нельзя бросить в беде отца Чиму!
— Вы правы, барышня. Это было бы недостойной местью. Что бы между нами ни произошло, в эти трудные часы… Скажите, неужели во всем доме не найдется ни одного гарпуна?
— Ну что вы, Арнольд!
Они замолчали. Мебель перестала трещать.
Наступила глубокая тишина.
С дивана донеслось словно тихое дуновение:
— Арнольд?
— Да, барышня?
— Вы все еще чувствуете дыхание ветра?
— Как будто он утих.
— А море?
— Что море?
— Оно отступило?
— По крайней мере, на сегодняшнюю ночь. Его час еще не настал!
— Значит, и для кита час не настал?
— Вы имеете в виду Гезу Великого? Да, его время тоже не пришло. Очевидно, он догадался, что я безоружен. Что стою здесь без гарпуна.
— Несомненно.
— Геза Великий — противник грозный, но благородный. Он не пожелал бороться со мной в неравных условиях.
— Это очень великодушно с его стороны.
— Я сказал, что он благородный противник? Возможно. Но одновременно и коварный. Жестокий и коварный. Об этом нельзя забывать. Я совершу большую ошибку, если забуду об этом. Надо знать своего врага. Вам я могу спокойно сказать все, милая Росита…
Он осекся.
Что за фигура в белом стоит у напольных часов в столовой?
Что на ней? Платье? Ночная сорочка? Или халат, накинутый бессознательным движением, когда она выпрыгивала из постели? Ночные туфли она не нашла. Искать их не было времени. Так и вышла босиком из спальни с распущенными волосами, в наброшенном на плечи халате. В ушах у нее все еще звучал голос Чиму:
— Иди к часам! Мама, подойди к часам и сними большую стрелку!
И вот мать стоит у часов, откинув голову и полузакрыв глаза. Пальцы ее скользят по стеклу циферблата. Потом нащупывают что–то сбоку, словно она ищет пружинку, какую–то тайную пружинку. А из спальни раздается свистящий шепот:
— Минутную стрелку! Сними мне минутную стрелку!
Минутная стрелка за стеклом часов. Минутная стрелка и часовая стрелка замерли между опешивших цифр. Недоступные и глубоко потрясенные.
«Чего она от нас хочет? Времени? Она требует времени?»
Рука матери соскользнула с часов. Стоя в расстегнутом белом халате, она уставилась на стрелки.
— Нет, не могу… Этого я не могу!
Она полуобернулась. Прислушалась к тому, что делается в спальне. Но оттуда не доносилось ни звука. Ни нового приказа, ни хотя бы отмены старого. И мама продолжала стоять в темноте перед застекленным циферблатом часов.
Завтрак дядюшки Белы.
Крючок сидел на верхушке дерева. Его острые, расцарапанные колени выступали из листвы и ветвей.
Под деревом за круглым столиком восседал дядюшка Бела.
Вот он поднял лицо от чашки. Говорит, обращаясь к кому–то в открытое окно:
— Хотел бы я знать, почему ты не завтракаешь в саду? Эльза, ты слышишь? Что ты там торчишь? Чего ты боишься? Воздуха? Знаешь, где мне особенно хотелось бы завтракать? (Сверху послышался подозрительный треск.) У воды, скажем, где–нибудь на берегу Дуная. Вот где мне хотелось бы завтракать. (Треск. Что–то сползает сверху. Летят обломки веток, сучьев. Кусочки коры.) Что ты на это скажешь? Слышишь, Эльза? Где–нибудь на берегу Дуная. Это было бы просто прекрасно! Ты пошла бы со мной завтракать на берег Дуная, Эльза?