Затрещала ветка. Не свалился ли он? Нет, тогда бы он закричал. Впрочем, Крючок никогда не падает. Но в такое позднее время, ночью!.. Наверное, он не один. Вероятно, их там целая компания. Они смеются, шушукаются.
Что же это такое?
Устроили в саду веселое сборище? Ночные развлечения? Как ни говори, а это смех Чиму! А мать ее, разумеется, спит как ни в чем не бывало!
— Мать ее, разумеется, не спит!
Оскорбленный голос глухо звучал из подушек и одеял. Мать привстала на колени. Уставилась на отца:
— Думаешь, я не слышу, что ты там бормочешь?
Отец тоже встал в постели на колени. Длинные руки его повисли вдоль тела: похоже, он готовился взять старт. Старт в каком–то ночном состязании по бегу.
— Слышишь? Там, в саду!..
— Что там, в саду?
Отец махнул рукой: тише, мол, тише!
Из сада не доносилось ни звука.
— Праздник в саду окончен.
— Что ты опять бормочешь?
Отец не ответил. Он улыбался с закрытыми глазами. И продолжал улыбаться, когда из маленькой комнатки снова послышалось:
— Пятки! Мои пятки!
Мать шевельнулась не тотчас. Но потом вдруг сразу поднялась с кровати. Нерешительно встала возле нее в темноте.
— Не ходи туда! — Отец сел. — И не вздумай!
Мать потрясла головой. Слепо нащупывая дорогу, двинулась во тьму. За ее спиной слышалось раздраженное сопение отца.
— Конечно, если ее мама…
— Что ее мама?
Мать замерла и обернулась. Но отца нигде не было. Растворился он в темноте, что ли?
А мать все стояла неподвижно. Может, собиралась головой биться о стену? Или уцепиться за что–то?
Но и стена исчезла. Не за что было цепляться. И мать, спотыкаясь, заковыляла дальше.
Колыхалось размытое белое пятно.
Издевательски колыхалась пятка, пяточка, указывающая дорогу.
Иногда она была совсем близко. Казалось, вот–вот схватишь маленькие пальчики.
Но пятка отдергивалась. Снова вытягивалась. Будто вырастала из стены, чтобы тотчас исчезнуть.
Мать сама не знала, как добралась до кровати Чиму. Там остановилась. И увидела фигуру в пижаме.
Отец сидел на краю постели. Медленно поглаживал небрежно свисающие пятки.
На мгновение поднял взгляд на мать. Но не увидел ее. Ничего не увидел.
Отец и мать на краю постели. Один чесал правую пятку, другая левую. Иногда — кто знает, зачем? — они менялись пятками. Терли их, массировали, гладили. И вдруг одновременно выпустили пятки из рук.
Чиму приподнялась с подушки. Смотрела, долго смотрела на склоненные друг к другу фигуры родителей.
— Уснули!
За утренним столом. Мимолетный визит облака.
Далекий, странный, что–то зачитывающий голос Арнольда:
— «…Третьего марта тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Сегодня вечером к нам пришел доктор Гриф Кондор. Один из друзей отца. Он носит зеленый пиджак, повязывает к нему желтый галстук и считает себя отчаянным сердцеедом. Всегда щурится, будто у него глаза больные…
— Пришел доктор Гриф Кондор! Доктор Гриф Кондор пришел! — повторяет он. И смеется, хлопая себя по коленям.
Мне не смешно, потому что он повторяет это уже восемь лет. С тех пор, как стал к нам ходить». (Пауза.)
«…Восьмое марта. На лестничной клетке я встретилась с Яношем Шугаром. Он сказал, что будет главным факиром, но только в том случае, если дервиш даст ему много жевательной резинки. С жевательной резинкой он в любое время готов сесть на гвозди, но без нее ни за что!» (Пауза.)
«…Двенадцатое марта. У нас была тетя Элла с абажуром на голове. Она называет этот абажур шляпой. Тетя Элла съела массу пирожных и сказала, что современные фильмы гроша ломаного не стоят, и тогда папа захотел вмешаться, но мама…»
— Довольно! Хватит! — перебила Йолан Злюка–Пылюка. Она порхала вокруг стола. Некоторое время слушала Арнольда, как и прочие члены компании, а потом дерзко оборвала его: — Что с вами произошло, друг мой? Какой доклад вы нам тут читаете?
Арнольд смотрел на пузатую фарфоровую сахарницу. Словно то, что он читал, предназначалось ей одной.
— Отрывки из дневника. Да, вы слушали несколько отрывков из тайного дневника. А вот из чьего дневника…
— Кажется, я догадываюсь, — заговорила Росита Омлетас. — Это дневник Аги. Ее — и ничей другой.
— Вы угадали, барышня! Остается только добавить, что моя маленькая приятельница не читала его никому, кроме меня.
— Все понятно! — Йолан Злюка–Пылюка запорошила Арнольду лицо. — Если я и могу что–то понять, то именно это. Был бы у меня тайный дневник, я тоже читала бы его только вам. Ведь вы так хорошо умеете хранить тайны!