— Что вы бормочете? — спросила Йолан Злюка–Пылюка, пролетая над Арнольдом.
Арнольд попытался выпрямиться.
— Послушайте, Йолан! Если вы в ближайшее время окажетесь поблизости и не застанете нас здесь, не удивляйтесь. Очень вас прошу, ни капельки не удивляйтесь!
— Это я могу вам обещать!
Волшебница пыли засмеялась и улетела.
Вечерело. На холме предавалась размышлениям Росита:
«Темнеет. Арнольд Паскаль сидит возле меня. Он сказал, что скоро мы уйдем отсюда, но сначала надо собрать труппу. А откуда ее взять? Кого набирать в труппу?
Несколько дней назад здесь появился зонтик со сломанной ручкой. Арнольд считает, он спустился с облаков. Но по–моему, его просто откуда–то выбросили. Арнольд его заметил. Кажется, даже в переговоры с ним вступил. Зонт — это все–таки зонт. С ним можно кое–что придумать. Арнольд хотел дать ему роль в ревю. Но на другое утро зонт исчез. А те, кто остался рядом с нами… Да, безнадежная компания!
Темнеет.
Там, в доме, говорили, что отсюда, из–за холма, выходят тени. Не помню, кто именно это сказал. Как будто сахарница. (Ах, как бесславно ей суждено было кончить!) Тени выползают откуда–то из кустов. Окутывают холм, сад, дом. Я их так боялась! В сумерки мне казалось, что они заползают в комнату, усаживаются возле меня на диван, обволакивают меня, и я падаю без сознания.
Тогда я еще не была знакома с Арнольдом Паскалем.
А теперь знаю: что бы ни случилось, он останется рядом со мной. Я вижу это по его лицу (да, да, я вижу его лицо!), слышу по голосу, когда он начинает свои истории о китобойных судах, о театре, о своем ревю, ревю Арнольда.
Темнеет.
Из–за кустов выползают тени. Но я их нисколечко не боюсь!
И вот раздается милый, хриплый голос:
«Не знаю, Росита, рассказывал ли я, как в своем кабаре выходил перед публикой в сером жилете и сером цилиндре…»
Стемнело.
Тени окутали дом, сад. Маленькие мигающие огни на далекой горе. Грозные огни.
Они стояли в воротах. Отец и мать. Стояли, не в силах решить, пускаться им в путь или лучше вернуться обратно.
Мать провела рукой по платью — карман, вероятно, искала. Какой–нибудь карман, в котором самой хорошо бы спрятаться.
— Знать бы, где его искать! На какой улице? В каком доме? — Она замолчала, а потом у нее вырвалось: — И кто такой этот Рисовый Гном? Что он — из риса сделан? Какое у него пальто? Какая шляпа? Или у него ни того ни другого вообще нет?
Отец прижал палец к губам: тсс, Чиму услышит.
— Узнаем! Скоро узнаем, кто такой этот Рисовый Гном. А если не очень скоро… — Он коснулся руки матери. — Я пойду по улице Арняш.
Мать испугалась:
— Разве мы пойдем не вместе?
— Лучше попробуем каждый в отдельности. Ну, что ж… — Отец снова посмотрел на мать. И двинулся по садовой дорожке. Сделал несколько шагов, и его поглотила темнота.
Мать не двигалась. Стояла с закрытыми глазами. Дрожащей рукой нерешительно продолжала искать карман.
Откуда–то донеслись звуки радио. Пел детский хор. Беспорядочные голоса. Но несколько слов прозвучало достаточно ясно и резко. Даже как–то угрожающе:
— …что он затевает? — Фраза повторилась несколько раз. И все более угрожающе: — Что он затевает? Что он затевает?
«Это о нем, — подумала мама. — Только о нем и ни о ком ином. О Рисовом Гноме. Что он затевает?»
И она тоже тронулась в путь. Протянула вперед руки, как бы расчищая в темноте дорогу.
Итак, оба они отправились в путь. Оба родителя. Отец и мать. Чтобы где–нибудь, в каком–нибудь доме, на первом этаже, или в бельэтаже, или в подвале, а то и на чердаке отыскать Рисового Гнома.
Жираф появляется вновь
Серый жилет, серый цилиндр. И, разумеется, кабаре.
Это была первая история, рассказанная Арнольдом в тот вечер. Старая история. Ведь когда Арнольд Паскаль выступал перед публикой! Когда пел (с колоссальным успехом!) старые шлягеры: «Капли дождя», «Присядь к столу и посиди со мной полчасика!». Когда это было!
— И знаете, Росита, пожалуй, удачнее всего в этом шлягере название. А в названии — слово «полчасика». Не могу объяснить, но в этом заключено какое–то волшебство. «Присядь к столу и посиди со мной полчасика!»
— Вы сами написали?
— Текст?
— И текст, и музыку.
— Нет, нет, Росита! Я нашел превосходного композитора в лице Сильвестера Береги. Он был моим домашним композитором. Что касается текста, не отрицаю, в нем чувствуется моя рука. Например, сначала песня называлась так: «Сядь к моему столу!» «Старик, — сказал я автору текста, — это не пойдет! С этим я не могу выступать перед публикой. Надо сделать задушевнее. Интимнее». (Пауза.) Да, было нелегко. Мы крепко сцепились с автором текста. Трудный был парень. Но в конце концов он сдался. (Пауза.) К сожалению, его унес в могилу грипп. И тоже из–за его упрямства. У него еще держалась температура, а он не желал сидеть дома. Невозможно было его удержать. Не удивительно, что начались осложнения.