— Мы пригласим моего племянника в Гернфильд, после того, как все выяснится, — объявила мама, когда мы приехали домой. — Жаль, что мы поспешили переоборудовать мансарду. Ему было бы приятно жить в комнате отца.
С тех пор, как я узнала, что Борсини — самозванец, у меня пропало всякое желание брать у него уроки живописи. Я откажусь от его услуг и буду работать самостоятельно. Так как мансарду уже начали переделывать, оставлю в ней свою студию.
Я была рада вернуться домой, хотя и не знала, как все для нас обернется. Меня умиляли даже ворчливые причитания Бродаган.
— Опять явился этот индюк. А я-то надеялась, что мои глаза его больше не увидят…
Она еще долго говорила о нем, перечисляя все его пороки:
— Где его носило? Вот что я хотела бы знать, и узнаю. Я выведу этого подлеца на чистую воду. А если он сделает вам какую-нибудь гадость, он у меня получит по заслугам.
Значит, внизу предстоят новые баталии, но мне было не до этого. Я, не мешкая, отправилась на чердак и начала методично пересматривать все дядины вещи: коробки, сумки, ящики, надеясь найти что-нибудь подтверждающее или опровергающее предположения мама.
Леди Маргарет должна была отвечать на его письма. Она могла даже писать ему, когда он был в Индии. Мои поиски продолжались еще два дня. После того, как я дважды перебрала все сверху до низу, я поняла, что дядя Барри не хранил письма и вообще какие-либо компрометирующие его вещи.
Умер он не внезапно, а медленно угасал в течение двух недель… У него было время, чтобы избавиться от всех подобных улик.
По-видимому, Эндрю узнал о кончине матери от дяди Барри. Вскоре после этого его ждало известие о смерти отца. Каково было бедняге пережить все это! И он даже не мог прийти на похороны своих родителей! Чем больше я думала об Эндрю, тем яснее представляла его как реального человека, с его бедами и горестями. Кто его воспитывал? Можно ли его считать настоящим джентльменом? Он преподавал в школе для мальчиков, значит, он человек образованный. Мне трудно было представить себе его внешность. Леди Маргарет была полной блондинкой с мягкими чертами лица. Дядя Барри был темноволосым и худощавым. В молодости он слыл красавцем, но к тому времени, когда я его встретила, это был ожесточившийся и даже немного озлобленный человек с обожженным тропическим солнцем лицом.
Иногда он немного оттаивал, и сквозь твердый панцирь можно было разглядеть натуру мягкую и добрую. Когда к нам приходили гости, он частенько рассказывал о своей жизни в Индии, особенно, если в обществе были дамы. Во время моих уроков с Борсини, они с графом обычно оживленно болтали, как и подобает джентльменам, которые много путешествовали по свету. Дядя Барри любил рассказывать о своих приключениях в Индии, а Борсини — о жизни в Италии.
Приближался день моего следующего урока с Борсини. Чтобы с ним не встречаться, я написала ему в Альдершот и сообщила, что больше не нуждаюсь в его наставлениях.
Я вежливо поблагодарила его за помощь, но совершенно ясно дала понять, что занятия наши окончены.
Стептоу, по-прежнему, служил у нас. Он стал как шелковый, а мы были слишком заняты и не хотели тратить время на поиски нового дворецкого. Наступило воскресенье, а Уэйлин все еще не вернулся из Лондона. Его визит подозрительно затянулся, и это вызывало большое беспокойство у нас в Гернфильде. Он не потрудился даже ответить на письмо мама. Мы, понятно, не могли справится о нем в Парэме. Ведь мы не знали, сообщил ли он леди Уэйлин о происходящем.
В понедельник пришли маляры красить мою студию. Я поднялась в мансарду, чтобы дать им необходимые распоряжения. Бродаган не могла упустить случая покомандовать и тоже пошла с нами наверх. Глянув на пол, она недовольно проворчала:
— Я же говорила Стептоу, этот ковер нужно свернуть и убрать, а он не проследил. Теперь они испортят его краской.
— Это неважно, Бродаган. Он уже никуда не годится.
— Никуда не годится? Да он намного лучше, чем тот жалкий огрызок, что лежит у меня в комнате.
— Мы не испортим его, миссис, — заверил ее старший маляр. — Мы закроем его брезентом.
Он взял брезент за один конец, а его помощник за другой, и они аккуратно закрыли наш рваный ковер. Потом они открыли банку с краской и стали ее размешивать. Краска была чересчур холодного белого цвета. Я не хотела им мешать работать и пошла вниз. Мама как раз надевала шляпу.
— Я еду в Альдершот, Зоуи, — сказала она. — Хочу там купить муслин на простыни для Эндрю. И посмотрю новые занавески в голубую спальню для гостей. Старые уж очень выцвели.
— Мы еще не знаем, приедет ли он, мама, хотя новые простыни и занавески не помешают. Я останусь дома и присмотрю за работой маляров. По-моему, краска слишком откровенно белая и режет глаз. Когда они окрасят половину стены, я попробую сделать более теплый оттенок.
— Я скоро вернусь.
Она уехала, а я взяла альбом и пошла в сад рисовать садовника, который возился с розами перед домом. Поблизости не на что было сесть, и я уселась прямо на траву. С минуту я смотрела на него, стараясь выбрать подходящий ракурс. Я хотела нарисовать его в полный рост и постараться передать движение. Садовник часто менял позу, поэтому рисовать было трудно. Он приходил к нам работать только два раза в неделю и мне не хотелось мешать ему и просить постоять спокойно.
Борсини учил меня рисовать людей в движении. Нужно дугообразно водить карандашом, чтобы создалось впечатление, что человек двигается. У него это здорово получалось, но когда я попробовала, у меня получился клубок, похожий на приближающийся смерч. Я снова попробовала быстро нарисовать руку в той же манере. Садовник снова переменил позу; Я стала рисовать быстрее.
Но чем быстрее я рисовала, тем больше становилась рука, и, в конце концов, у меня получился еще один клубок, который, казалось, вот-вот соскользнет с листа.
Мое занятие прервал шум приближающегося экипажа. Я подумала, что это Уэйлин, и сердце мое учащенно забилось, но, взглянув на дорогу, я увидела небольшой щеголеватый кабриолет, запряженный одной лошадью. Миссис Чотон ездит в похожем, но у нее он черный. Этот был гораздо шикарнее: темно-зеленого цвета, и в него была запряжена красивая гнедая. Когда кабриолет подъехал поближе, я увидела, что в нем сидит джентльмен. На нем была касторовая шляпа с изящно загнутыми полями и синий пиджак. Кузен Эндрю!
Я поспешила ему навстречу и увидела, что это граф Борсини. Обычно он ездил в наемном экипаже, а в плохую погоду мы посылали за ним карету. Я страшно разозлилась. Если он приехал уговаривать меня продолжать наши уроки, я дам ему понять, что комедия окончена.
Он остановил экипаж и приподнял шляпу;
— Buongiorno signorina Баррон! Ну как? Вам нравится? — спросил он, дружелюбно улыбаясь. — Какое удовольствие снова взять в руки вожжи. Я соскучился по лошадям. На вилле Борсини я ездил на упряжке папа.
Я всегда находила его привлекательным. Он и вправду довольно красив, а его обаяние и иностранные фразы, которыми он любит щеголять, делают его особенно эффектным. Каштановые волосы, голубые глаза, правильные черты лица, хорошее телосложение, хотя, пожалуй, он немного чересчур худощав.
— Видно, дела у вас идут неплохо, Борсини, — сказала я, оглядывая экипаж. — Очень хорош!
— В прошлом году папа неплохо заработал на вине. Мы даже продали несколько ящиков Ватикану — это большая честь. Папа прислал мне небольшой бонус. Я приехал пригласить вас прокатиться.
Раньше я, случалось, ездила погулять с Борсини, до всегда в сопровождении дяди. И эти поездки так или иначе были связаны с искусством. Мы бывали на выставках, иногда он водил меня в студии других художников. Один раз он поехал со мной в магазин купить принадлежности для рисования, потому что ему не нравились мои кисти, но мы еще ни разу не ездили кататься одни и просто ради удовольствия. Конечно, у него тогда не было своего экипажа, поэтому он не мог пригласить меня.