Осторожно взглянув на Фридриха, она с удивлением обнаружила, что на его лице отразились самые противоречивые эмоции: нежность и жалость, восхищение и страсть, усмешка и желание…
– Ты и сейчас будешь утверждать, что абсолютно лишена романтики и богиня любви обошла тебя стороной?
– Ты поэтому преподнес мне ее статуэтку? – Элиза беспомощно смотрела на него. Похоже, он прав – она не в силах сопротивляться любви. Смотреть в его глаза, видеть его улыбку, любоваться его совершенной фигурой, следить за его кошачьими движениями было выше ее сил. Желание свободы и самостоятельности куда-то улетучилось, и хотелось лишь одного – любить и быть любимой…
– Не переживай так. Еще ни один смертный не смог противиться чарам Венеры… – Фридрих быстро привел в порядок свою одежду и попытался придать более приличный вид помятому платью Элизы. – Думаю, теперь нам стоит переговорить с фрау Розенмильх. Полагаю, слуги уже кое-что ей сообщили… Выше нос, малышка, и ничего не бойся.
– А я и не боюсь! – дерзко заявила девушка, которую задел снисходительный тон барона. – Мне кажется, здесь находится более осторожный господин, который опасается мнения моей матери о себе.
– Ты невероятно дерзкая девчонка! – возмущенно воскликнул Фридрих. – Сначала ведешь себя словно «синий чулок», потом в тебе просыпается вулкан страстей, а теперь пытаешься обвинять меня в трусости. А ты не думаешь о том, что твоя мать сочтет меня слишком развратным для столь невинного создания, какое ты пытаешься изображать? Она ведь может запретить мне видеться с тобой. Где ты найдешь себе другого любовника? Да еще способного безропотно сносить все твои фокусы, как это делаю я?
– Она не откажет тебе, – уверенно покачала головой Элиза.
– Почему ты так в этом уверена?
– Потому что ты богатый и щедрый. Следовательно, имеешь право делать все, что захочешь. Так считает моя мать, так что не беспокойся.
– Какой цинизм! Так отзываться о собственной матери! Ты уже не первый раз пытаешься обвинить ее в расчетливости, но я пока что видел совсем другую женщину. Аманда любит тебя. И ее беспокоит твое будущее.
– О, ты еще многого о ней не знаешь. Она может вдохновенно говорить о любви и в то же время думать о том, что кухарка, похоже, не чиста на руку.
– Откуда ты знаешь, о чем она думает? – с сомнением покачал головой барон.
– Но я же все вижу! – с внезапной горечью воскликнула девушка. – Она все рассчитывает. Князь потому и не бросает ее. Аманда безропотно выполняет все его желания! А он, довольный ее послушанием, содержит ее за это в роскоши. Такое положение вещей вполне устраивает их обоих. Все это гадкий, выгодный расчет!
Ауленберг заметил, что у девушки нервно подрагивает подбородок, а глаза наполняются слезами, и он поспешил высказать по этому вопросу свое мнение.
– Мне кажется, – осторожно начал он, – в этом нет ничего дурного. Твоя мать в обмен на беспрекословное подчинение получила богатство. Конечно, кое-чем ей пришлось поступиться, зато она смогла не только стать обеспеченной женщиной, но и дать тебе хорошее образование.
– Да, – хмуро согласилась Элиза. – Она давно могла порвать отношения с князем, но вместо этого всякий раз упорно выбирала подчинение и роскошь.
– Ты считаешь, что Аманде следовало бросить твоего отца?
Девушка отвела взгляд в сторону, пытаясь разобраться в своих мыслях.
– Я не могу осуждать ее. Но матушка отправила меня в пансион, чтобы я не мешала ей угождать князю, хотя мне исполнилось всего шесть лет, – с горечью заговорила Элиза. – До меня и моих чувств ей не было никакого дела. Я не сразу это поняла. А потом решила, что в будущем стану рассчитывать только на себя, – голос ее задрожал, но она мужественно продолжала: – Когда же я вернулась домой, она сразу начала меня готовить к тому, чтобы сделать такой же, как сама, – содержанкой. Впрочем, моя матушка не очень отличается от всех остальных родителей, которые, дав образование своим дочерям, считают, что выгодно поместили капитал и теперь могут получать дивиденды. Родители распоряжаются судьбами детей так же легко, как семейным имуществом, нимало не задумываясь о душе и мечтах своих дочерей. Некоторые из моих приятельниц по пансиону уже вышли замуж, кто-то ждет своего часа, а я… Я должна стать игрушкой в руках того, кто окажется наиболее щедрым.
– Но, Элиза, связь с мужчиной вовсе не обязательно сделает из тебя игрушку… – Сказав это, Ауленберг вдруг запнулся, припомнив, что в его компании именно так называли женщин.
– А кем я стану? Если я пойду по пути матери, то буду делать лишь то, что позволит мой покровитель, и пользоваться лишь тем, что он соизволит мне дать, – быстро заговорила Элиза, почувствовав отчаянную необходимость высказаться. – Но я не хочу жить так. Не хочу подстраиваться под настроение мужчины и смеяться тогда, когда хочется плакать. У меня есть право выбора, и я свой выбор уже сделала.
Фридрих раздраженно посмотрел на нее. Неужели девчонка не понимает, что жизнь намного сложнее и нельзя делить все только на хорошее и плохое. Все намного запутанней, и сделать правильный выбор не так просто.
– И ты решила, что именно свобода принесет тебе счастье? – хрипло спросил он. – Но при этом ищешь мужа, который согласится дать тебе свое имя. Не забывай, что вместе с этим ты приобретешь кучу проблем, справиться с которой вряд ли сумеешь в одиночестве!
– Я выбираю свободу! – почти кричала она. – И хочу, чтобы мои чувства и мысли принадлежали только мне! Я докажу всем, что я личность. Разве это неосуществимо?
В комнате воцарилось молчание. Фридрих задумчиво подошел к окну, вдыхая сумасшедший запах жасмина, кусты которого буйно цвели во дворе. Почему его так тянет к этой сумасбродке? Только ли потому, что она красива и нежна? Или дело в чем-то ином?
Послышался вежливый стук в дверь.
– Мадам просит вас спуститься, – промолвил дворецкий и величественно удалился.
Элиза испуганно встрепенулась и повернулась к Ауленбергу:
– Как я выгляжу? Волосы очень растрепаны?
– Ты само совершенство.
Легкое прикосновение его руки к ее щеке заставило девушку вздрогнуть. Сердце сжалось, и она едва сдержалась, чтобы не прильнуть поцелуем к его ладони. Что происходит? Стоит ему коснуться ее, как она уже теряет самообладание. Если и дальше так пойдет, то в самом ближайшем будущем все ее планы развеет ветер любви. Вот оно разрушающее действие страсти! Ее будущее находится в опасности. И с каждой минутой, проведенной наедине с бароном, эта опасность возрастает.
Тяжело дыша, Элиза с сердитым видом отступила назад.
– Нас ждут.
Лишь только они переступили порог гостиной, как их встретили гневные глаза Аманды.
– Что с твоим лицом, Элиза? – сердито поинтересовалась она. – У тебя вид, словно ты виновата в чем-то.
Неужели матушка недовольна тем, что ее дочь оказалась в объятиях барона? Элиза не ожидала такого приема. Растерявшись, она, сама того не ожидая, вцепилась в плечо Фридриха, словно пытаясь найти в нем защиту.
– Так что же случилось? – требовала ответа Аманда.
– Все произошло из-за того, что барон подарил мне Венеру… – с трудом пролепетала девушка…
– Боюсь, что сила этой богини заставила нас немного забыть о приличии… – с очаровательно-невинной улыбкой пояснил Ауленберг. – Примите мои искренние извинения. Но уверяю, что мы не переступили границ дозволенного. Я всегда держу свое слово, – он выразительно изогнул бровь и многозначительно усмехнулся.
– Ну что же… – нервно обмахнувшись веером, Аманда решила произнести тщательно заготовленную речь: – Вынуждена сказать, барон, что вы были мне не очень симпатичны. Но теперь я должна признать, что вам удалось произвести на меня некоторое благоприятное впечатление. Вы были так щедры, внимательны, и галантны, что я даю согласие на продолжение ваших с Элизой отношений… – Печально вздохнув, фрау Розенмильх пожала плечами: – Отныне вы вольны делать все, что пожелаете: посещать театры, гулять в парках, кататься верхом, ездить на пикники… Поручаю вам, барон, мою девочку.