Выбрать главу

Я хочу выразить благодарность людям, чье желание помочь вытаскивало меня из казалось бы непроходимых тупиков:

Вадиму Гапонову, давшему мне Джокера;

Татьяне Орловой, моему первому редактору;

Олесе Меркуловой за консультации в музыке;

Вере Черных, за консультации в ботанике;

Маргарите Атрошенко, за консультации в медицине;

Брайану Кэмпбеллу, за консультации в искусстве фехтования;

Юлии Архитекторовой, автору стихов, которые я использовал;

Ирине Батрак, без которой не состоялись бы эти книги.

Дмитрий Таланов

Арпонис

…Найдется скважина и дверь,

И ключ, и у порога верный зверь,

И станет невозможное возможным.

Пролог

Странные события того дня произошли без всяких предзнаменований. Едва окончивший второй класс Санька еще не знал, что они определят его жизнь на многие годы вперед. Когда он вышел тем утром на улицу, двор был залит июньским солнцем. А небо оказалось такое синее, что Санька аж зажмурился от удовольствия. Ожидание встречи с новым и неизведанным зазвенело в нем и, поддернув шорты, он спрыгнул с крыльца, сразу промочив в росе сандалии.

По дороге, огражденной домами с палисадниками и зарослями чертополоха, тарахтел трактор. Пора было взлетать. Перекинув ключ зажигания, Санька прогрел мотор, проверил воображаемые рули-закрылки и устремился в разбег. Бежать в сырых сандалиях было неудобно, но они быстро просохли.

Огибая коровьи лепешки, он несся мимо кустов и покосившихся столбов. Вокруг было безлюдно. Только чей-то пес придушенно взвыл и с хриплым лаем бросился на забор. Но самолет уже набрал скорость, дома слились в пеструю мозаику, и потому Санька ничего не заметил. Увлекшись, «летчик» обратил внимание на опасность, лишь заслышав резкий, пронзительный свист.

Драться Санька не любил. Хотя то и дело приходилось, так что он давно привык относиться к этой стороне своей жизни как к неизбежной неприятности. К нему вечно, как магнитом, тянуло самых задиристых и драчливых. А еще он обожал придумывать истории и зачастую сам начинал в них верить, что только больше распаляло забияк.

Санька нечасто побеждал в драках. Но решимость защищаться до последнего быстро остужала пыл соперников, иногда после стычки даже становившихся его приятелями.

Их было трое, они шагали на него плечом к плечу. В середине шел коротко стриженный, коренастый крепыш в растянутых на коленях тренировочных штанах и когда-то белой футболке. Второй, высокий увалень, толстогубый и добродушный, дожевывал зеленое яблоко. Последний был такой же тонкий и взъерошенный, как Санька, только глаза у него были не голубые, а зеленые и шальные. В руках он нес модель самолета со складывающимся винтом и резиномотором.

Пытаясь избежать столкновения, недавний «пилот» переместился к обочине, но мальчишки, словно случайно, сместились туда же. Санька старался идти помедленней, но расстояние сокращалось неумолимо. Наконец, когда между ними осталось несколько шагов, все четверо остановились.

Крепыш, смерив Саньку глазами-буравчиками, спросил неторопливо:

— Это ты, что ли, приехал вчера из города?

— Я, — с вызовом ответил тот. — А что?

— Дай ему раза, Мишка. Нечего разгуливать по нашей деревне, — громко чавкая, сказал толстогубый.

Крепыш, которого назвали Мишкой, не торопился отвечать. Он продолжал рассматривать приготовившегося к драке новичка, но вдруг отвел глаза и уставился ему за спину. Санька тоже обернулся посмотреть, что там такого, и увидел собаку.

Это была типичная немецкая овчарка. Черная, злая и быстрая. Она летела к ним в низком галопе. А на груди ее, под белым треугольником шерсти, ходили ходуном мышцы. Оголив в атаке огромные клыки и роняя слюну, овчарка скачками приближалась к Саньке. Когда ей оставалось всего несколько метров, Мишка шагнул вперед и ласково позвал:

— Тарзан, Тарзан… Хороший мой!

Затормозив, пес стал прыгать вокруг, а Мишка со словами: «Это моя собака…» обернулся. Он уставился на Саньку, который застыл с плотно сжатым ртом, стиснув в руках первую попавшуюся палку, еще не успев осознать, что опасность миновала.

— Брось палку, — сказал ему Мишка. — Палку брось, говорю!

Санька почувствовал, как отпускает его скользкий противный страх, и выронил на дорогу свое оружие.

— Ладно, моя вина, — произнес Мишка примирительно. — Надо было окликнуть его пораньше. Я же не знал, что ты так испугаешься!

Широко улыбнувшись, он добавил:

— Пошли с нами самолет запускать!

Толстогубый увалень тоже улыбнулся Саньке.

— А ты смелый парень — на Мишкиного Тарзана с палкой! Я сам его пугаюсь иногда. Как выскочит, бывало, из-за поворота! У меня сразу душа в пятки. — Он добавил, обращаясь к Мишке: — Ты бы хоть намордник на него надевал!

— Ты, Генка, лучше на себя намордник надень, — грубо ответил Мишка. — Меньше жрать будешь. А то вон уже какой толстый!

Обиженный Генка насупился, но ничего не сказал. Молчавший всё это время пацан с самолетом вдруг заметил:

— Мишка, ты молодец, что собаку позвал. Теперь будет кому бегать за самолетом. А то в прошлый раз больше по кустам лазили, чем запускали.

— Ясен пень, для того и позвал, — ответил Мишка. Он спросил Саньку: — Ты в самолетах разбираешься?

— Разбираюсь, — сказал тот. — Я кучу книжек прочитал! И про Эйрбасы, и про шаттлы…

— Я спрашиваю про модели, а не настоящие самолеты. Модели собирал?

— Модели не собирал, — повесил нос Санька. — Но я примерно знаю, как.

— Между «примерно знаю» и «собирать» большая разница, — сказал пацан с самолетом.

— Правильно, Димка, — встрял Генка в разговор. — Читать книжки большого ума не надо. Я вот тоже читать могу. А как посмотрю на тебя, когда ты крыло клеишь, — сразу вижу, что мои пальцы для этого никуда не годятся.

— Твоими пальцами хорошо в носу ковыряться, — сказал грубый Мишка.

— Злой ты! — сердито ответил Генка и опять насупился.

Они пошли по дороге, пересекавшей наискосок кукурузное поле. Тарзан бегал вокруг, временами ныряя в заросли, и, появляясь оттуда, заглядывал Мишке в глаза.

— Хорош дуться, Генка, — сказал наконец Мишка. — Лучше скажи, откуда сегодня будем запускать. Ты у нас в этом деле голова.

Обиженный Генка долго молчал, но потом ответил:

— С холма запускать надоело. Да и какой это холм — одно название! Давай сегодня со старой мельницы попробуем?

— Давай, — легко согласился Мишка. — Если сторож не надерет уши.

— Не надерет, — сказал Димка. — Я видел, как он утром садился в автобус до города.

— Значит, со старой мельницы, — сказал Мишка. — Ты резину умеешь закручивать? — обернулся он к идущему по пятам Саньке.

— Умею! — У Саньки от восторга загорелись глаза. — Я один раз дома резиномотор собрал. С винтом от вентилятора. Ух он и крутился!

— Ну, ты поосторожней. Смотри не перекрути, а то лопнет.

— Я аккуратно, не бойся!

Они перевалили бугор, поросший могучей травой, затем долго шли по лесополосе и молчали, завороженные простором, запахом трав и тишиной. А выйдя из рощицы молоденьких березок, Санька увидел невысокое, деревянное, покосившееся строение. Это и была старая мельница.

Как-то так каждый раз получалось, что запущенный Санькой самолетик дольше всего висел в потоках разогретого воздуха, треща раскручивающейся резиной, качая крыльями, розовыми от пробивающегося сквозь них света. Закладывая виражи, он подолгу держался на высоте, будто не желая расставаться со стихией, для которой был рожден.

Санька был неутомим. Он помогал закручивать резиномотор, а когда кончался его завод и Тарзан скулил, не желая лезть за самолетиком в крапиву, Санька, не дрогнув, бросался в заросли, на бегу расчесывая изжаленные ноги. Он без устали взлетал по скрипучей лестнице, чтобы еще и еще раз запустить чудо-самолетик, каждый раз заново переживая с ним счастье полета. Мальчики смеялись от восторга и громче всех смеялся Санька.