— Там, где Люпэн! Думать так — значит допустить его участие!
— Я его вполне допускаю. Более того, считаю несомненным.
— Послушайте, Ганимар, это ведь нелепо! Арсен Люпэн — в тюрьме!
— Арсен Люпэн в тюрьме, допустим. Он под наблюдением, согласен. Но будь у него на ногах кандалы, на руках — веревки и во рту — кляп, я не изменил бы своего мнения.
— Почему Вы так упорствуете?
— Потому что Арсен Люпэн и только он способен соорудить такую масштабную махинацию и настолько ее усовершенствовать, чтобы она удалась… Как оно и вышло на самом деле.
— Слова, Ганимар, слова!
— Отражающие действительность. Но в этом деле не было ни подземных ходов, ни поворачивающихся на своей оси каменных плит, ни других подобных нелепостей. Наш человек не пользуется такими устарелыми способами. Он весь в сегодняшнем, вернее — уже в завтрашнем дне.
— И каков из этого Ваш вывод?
— Мой вывод привел к тому, что я прошу у Вас по всей форме разрешения провести с ним час.
— В его камере?
— Вот именно. Возвращаясь из Америки, во время переезда, мы поддерживали самые лучшие отношения, и смею полагать, что он испытывает некоторую симпатию к тому, кто сумел его арестовать. Если он сможет что-нибудь для меня прояснить, не ставя себя под удар, он без колебаний избавит меня от лишнего путешествия.
Было чуть позднее полудня, когда Ганимар вошел в камеру Арсена Люпэна. Арестант, лежавший на своей койке, издал возглас радости.
— Какая приятная неожиданность! Мой дорогой Ганимар — меня в гостях!
— Собственной персоной.
— Хотелось бы очень многого в том тихом прибежище, которое я временно для себя избрал… И все-таки я ничего не желал бы себе более, чем подобной встречи.
— Ты слишком любезен.
— Да нет же, нет! Мое уважение к тебе вполне искренне.
— Я этим горжусь.
— Я неизменно утверждал: Ганимар — лучший из наших детективов. Он почти равен — видишь, я говорю откровенно, — он почти равен Шерлоку Холмсу. И я в отчаянии, что не могу предложить тебе ничего более достойного, чем этот табурет. И ничего освежающего — даже бокала пива. Уж ты прости, ведь задержался я здесь мимоходом.
Ганимар сел, улыбаясь, и заключенный продолжал, радуясь возможности поболтать:
— Боже, как это приятно, когда твой взор может отдохнуть на лице честного человека! Мне до чертиков надоели физиономии стукачей и легавых, которые по десять раз на день проверяют мои карманы и эту скромную камеру, чтобы убедиться, что я не готовлюсь к побегу. И кто бы мог подумать, что правительство так мною дорожит!
— У него есть на это основания.
— Ну нет! Какое было бы счастье, если бы мне позволили спокойно пожить в своем уголке!
— На чужие средства.
— Не правда ли? Все было бы так просто! Но я заболтался, наговорил кучу глупостей, а ты, может быть, торопишься. Приступим к делу, Ганимар! Чему обязан чести такого посещения?
— Делу Кагорна, — прямо заявил сыщик.
— Стоп! Одну минутку! У меня ведь столько разных дел! Пои-щу-ка в памяти досье дела Кагорна… Ах, вот оно, наконец. Дело Кагорна, замок Малаки, департамент Нижняя Сена. Два. Рубенса, один Ватто и несколько мелких предметов.
— Вот именно, мелких.
— Ох! Ей-богу, все это не так уж важно. Бывает лучше. Но история тебя, вижу, заинтересовала, и для меня этого достаточно… Я слушаю тебя, Ганимар.
— Надо ли тебе говорить о том, как продвигается розыск?
— Нет смысла, я читал утренние газеты. Позволю себе даже сказать, что продвигаетесь вы довольно медленно.
— Именно поэтому я прибегаю к твоей любезности.
— Весь к твоим услугам!
— Для начала: дело действительно направлялось тобой?
— От А до Я.
— Письмо с предупреждением? Телеграмма?
— От твоего покорного слуги. Должны быть, кажется, кое-какие квитанции.
Люпэн раскрыл ящичек столика из некрашеного дерева, который, вместе с табуретом и койкой, составлял всю обстановку камеры, извлек из него два клочка бумаги и протянул их инспектору.
— Вот так штука! — воскликнул тот. — Я-то думал — с тебя не спускают глаз, тебя постоянно обыскивают. На самом же деле ты почитываешь газеты, коллекционируешь почтовые квитанции…
— Ба! Эти люди так недалеки! Они вскрывают подкладку моего пиджака, исследуют подметки моих ботинок, простукивают стены этой каморки, но никому и в голову не приходит, что Люпэн не настолько прост, чтобы избрать столь доступный их взорам тайник. На этом и основывался мой расчет.
Ганимар, развеселившись, воскликнул:
— Странный парень! Ты меня просто ставишь в тупик. Расскажи мне все, как было.
— Ох-ох, какой же ты быстрый! Раскрыть тебе мои тайны… Мои маленькие хитрости… Это очень серьезный шаг.
— Разве я ошибся, рассчитывая на твое доброе расположение?
— Вовсе нет, Ганимар… Поскольку ты настаиваешь… Арсен Люпэн сделал несколько шагов по камере, потом, остановившись, спросил:
— Что ты думаешь о моем письме барону?
— Что ты хотел подразвлечься, повеселить малость публику.
— Ну вот еще! Подразвлечься! Уверяю тебя, Ганимар, я был о тебе лучшего мнения. Стоит ли терять время на такие детские шалости мне, Арсену Люпэну! Разве я стал бы сочинять подобное письмо, если мог ограбить барона, не написав ему? Поймите же, и ты, и прочие, что письмо было необходимейшей отправной точкой, той пружиной, которая привела в движение всю машину. Давай поступим по порядку и подготовим вместе, если не возражаешь, ограбление замка Малаки.
— Слушаю.
— Итак, представим себе основательно запертый замок, забаррикадированный, каким было жилище барона Кагорна. Стану ли я отказываться от предприятия и говорить «прощайте» сокровищам, которыми хочу завладеть, по той причине, что замок, где они содержатся, для меня недоступен?
— Очевидно, нет.
— Прибегну ли я к штурму замка, как в далекую старину, во главе шайки авантюристов?
— Ребячество!
— Либо попытаюсь незаметно в него проникнуть?
— Невозможно.
— Остается средство, по-моему — единственное: сделать так, чтобы владелец замка сам меня в него пригласил.
— Оригинальный способ.
— Причем весьма легкий! Предположим, что в один прекрасный день хозяин замка получает письмо, предупреждающее его о том, что задумал против него некий Арсен Люпэн, известный взломщик. Как он поступит?
— Обратится к прокурору.
— Который над ним посмеется, ибо названный Арсен Люпэн в настоящее время находится за решеткой. Отсюда — паника в душе нашего приятеля, готового призвать на помощь даже первого встречного, не так ли?
— Несомненно.
— И если он случайно прочтет, хотя бы на капустном листке, что некий знаменитый сыщик проводит отпуск в соседнем населенном пункте…
— Он поспешит к этому сыщику.
— Ты сам сказал. С Другой стороны, однако, допустим, что в предвидении этого неизбежного демарша Арсен Люпэн попросит кое-кого из самых ловких своих друзей поселиться в Кодбеке, войти в контакт с сотрудником «Пробуждения», газеты, на которую подписан барон, и дать ему понять, что он и есть такой-то, сиречь — знаменитый полицейский? Что тогда произойдет?
— В газете будет объявлено о присутствии названного сыщика в городе Кодбек.
— Отлично. Теперь — одно из двух: либо рыбка — то есть Кагорн — на это не клюнет, и тогда ничего не случится. Либо, и это наиболее вероятно, он прибежит, весь дрожа; и вот уже Кагорн умоляет одного из моих друзей помочь ему — против меня же.