— А вы, представьтесь, — подала голос Анна. — Как-то нехорошо получается. Мы пришли в дом, а к кому, не знаем.
— Ты мне зубы не заговаривай, — мужичок одарил ее недобрым взглядом. — И, знаете что, я вас отсюда никуда не отпущу. Теперь, когда вы все тут вынюхали, придется вам остаться у меня.
— Что значит остаться? — меня начинал раздражать этот мужичок.
— Мне как раз не хватает прислуги. Кто же с этой ролью лучше всего справится? А? — он перевел взгляд на меня, потом на Анну. — Рысь или, может, лисица?
— Тахир, ты понимаешь, о чем он?
— Кажется, догадываюсь.
Он — явно колдун. Если, конечно, не блефует. А если угрозы его серьезны? Тогда надо думать о том, что нам сделать, чтоб не оказаться вдруг превращенными в зверей.
Медведь безучастно сидел у двери. Хорошо, хоть, не бросался, как сторожевая собака. Мужичок, увидев, что его слова остановили нас, довольно улыбнулся. Он стоял все там же у двери и разминал ладони.
— Да, лисицы больше подойдут, — буркнул он себе под нос. Вскинул руки. Широкие рукава оголили худые запястья. В ладонях что-то сверкнуло. Медведь жалобно заскулил.
Мужичок опустил веки и заговорил:
— Дуйте, дуйте, злые ветры, раздувайте в жилах пламя. Закружите белым снегом и осыпьте серым пеплом. Пусть столкнутся черны тучи, и ударит гром небесный, острой молнией-стрелою пусть пронзится челевече, скинет прежнюю личину, обернется пусть лисицей!
С кончиков пальцев сорвались похожие на молнии лучи и полетели, потрескивая и шипя, прямо в Анну. Она отпрянула. Попыталась увернуться. Но лучи успели достичь ее. Она вспыхнула. Яркой, ослепительно белой вспышкой.
— Ай! — услышал я.
И как только свет рассеялся, вместо Анны появилась крупная лиса. Она сорвалась с места, помчалась по комнате, обнюхивая все углы и озираясь по сторонам. Поймав меня взглядом, замерла. Ее глаза просили о помощи, но я не знал, чем могу помочь ей. Меня самого ожидала та же участь.
Я обернулся к мужичку. Он вновь разминал ладони, готовясь к следующей части своего шоу. Нет, я не мог допустить, чтобы он так просто взял и превратил меня в лису или кого-нибудь еще. Выхватив из ножен меч, я бросился к колдуну. Тот, заметив мое движение, выставил перед собой руки.
— Дуйте, дуйте, злые ветры, раздувайте в жилах пламя…
Я подскочил к нему вплотную.
— Закружите белым снегом…
Занес меч.
— …и осыпьте серым пеплом…
Но рука так и осталась вознесенной над головой. Как ни пытался я опустить ее, чтобы обрушить клинок на злостного колдунишку, у меня не получалось.
— …Пусть столкнутся черны тучи, и ударит гром небесный, — продолжал тем временем он. — Острой молнией-стрелою пусть пронзится челевече…
Я зажмурил глаза, ожидая неминуемого превращения.
— …скинет прежнюю личину, обернется… Ай! Ой!
Раздался грохот. Я поднял веки. Мужичок лежал у меня в ногах. А рядом с ним стоял Мирон, держа в руках увесистую дубину.
Глава 28
— Мирон! Голубчик! Ты спас меня от неминуемого превращения. Еще секунда, и перед тобой стоял бы рыжий лис.
На его лице просияла улыбка. Он вытер рукавом со лба пот, оперся на дубину другой рукой.
Колдун, распластавшийся на полу, зашевелился, закряхтел. Я опустил сапог ему на плечо, не давая приподняться.
— Не спрашиваю, как ты здесь очутился. Сейчас не до этого. Надо срочно расколдовать Анну. Вон, видишь, бегает по комнате, места себе не находит. Сможешь?
— Ты все пытаешься увидеть во мне мага. А я всего лишь нищий проповедник. Все что могу, это помолиться Отцу нашему Господу. А там, как уж он рассудит.
— Прошу тебя, не разглагольствуй. Если нужно, молись. Я мысленно поддержу.
— Ладно, — Мирон приосанился, прислонил дубину к стене и зашептал едва слышно.
Время от времени он чертил в воздухе крест собранными в щепотку пальцами. Я не мог разобрать его слов, кроме «господи помилуй», «во имя отца и сына» и «Аминь», поэтому свою просьбу мысленно произносил на своем привычном языке. Я просил Господа, чтоб он расколдовал Анну, искренне надеясь, что он услышит и развеет злые чары. А она (точнее, лиса), набегавшись, остановилась посреди комнаты, свесила по-собачьи язык, и часто дышала, глядя на меня и Мирона одновременно.
Колдун вновь шевельнулся. Я сильнее надавил сапогом. Он буркнул что-то нечленораздельное и снова затих. Голос Мирона зазвучал громче: