— Ты че уставился? — спросила Наташка. — Ты меня рисуешь, да?
— Ага, — сказал я.
Наташка почему-то немного покраснела и сказала:
— Тогда я тоже тебя рисовать буду.
И они повернулись друг к другу на парте и стали друг друга рисовать.
Я с удивлением обнаружил, что у Наташи румяные щеки, полные, будто слегка надутые, губы, густые брови и длинные ресницы. Что обнаружила Наташа в моем лице, сказать трудно, но она всматривалась в него внимательно и, даже, губку прикусила от старания хорошо его нарисовать.
Я нарисовал Наташины волосы, я всегда начинал рисовать людей с головы, нарисовал ее длинную косу, которая доставляла Наташке множество неприятностей, так как за нее было удобно дергать. Потом нарисовал лоб, брови и начал рисовать щеки. Я не пожалел розового цвета, так что щеки у Наташи получились, как большие яблоки.
Когда перешел к губам, заметил что у Наташки на верхней губе легкий пушок, как у персиков, когда их только купишь на рынке.
Я наклонился поближе, чтоб рассмотреть этот трогательный персиковый пушок и сам не заметил, как коснулся ее губ своими губами. Мне стало безумно приятно и я секунду промедлил, прежде чем отпрянуть.
Наташа покраснела еще больше, а ябеда Клавка, которая, как сова, всегда и все видела, закричала на весь класс:
— А Наташка с Гродецким целуются!
Наташа совсем наклонилась к парте. Я обернулся к ябеде, чтоб сообщить все, что о ней думаю, но тут понял, что он и в самом деле поцеловал Наташу прямо в губы. Как взрослый. И это было приятно, хоть и необычно.
И тут Наташка обхватила меня за шею и сильно прижалась в очередном поцелуе. Это был опытный поцелуй, а не десятилетнее прижимание губ к губам. Я почувствовал сладкие судороги в паху, а когда Наташин языка скользнул мне в рот, судорога стала единой и мощной.
Как же так, обрызгаю всю парту, подумал я, в свою очередь прижимая к себе девочку и нащупывая рукой её маленькие, упругие груди. И откуда у нее груди, вроде не было в том возрасте…
Я открыл глаза и автоматически зажег на ладонях огоньки, рассматривая лицо женщины, только что изнасиловавшей меня во сне.
— И как это понимать? — спросил, сдерживая ярость. — А если бы убил тебя спросонок?
— Ну меня, малыш, убить не так легко. Если ты в свою очередь снасильничаешь меня, то я умерю свой монарший гнев на твой острый язычок.
Естественно, что вслух просились весьма затейливые ругательства, но ум опытного мужика, чуть не дожившего до преклонных лет, заставил меня засмеяться.
— Да уж, представь мою жалобу в ректорат Академии: «Меня ночью изнасиловала принцесса темных эльфов, прошу её наказать». Ладно, придется воспользоваться твоим желанием, ну-ка, перевернись на спинку…
Не сказать, что был восхищен бурным сексом, так как эльфийка все время стремилась лидировать, к чему я не привык, но утром попрощались по-приятельски. Тело у принцессы было жилистое, почти худое, а кожа полностью покрыта орнаментом на лесные мотивы. Я пытался, лаская, водя пальчиком по линиям, найти конец или начало, но они напоминали ленту Мебиуса и не имели оных.
Принцесса ускользнула с рассветом, а я осознал, что так и не спросил её имени. Она же, видать, разузнавала обо мне — ласково звала Аллином. Но пытаться доспать — только еще больше расклеиться, так что я встал, умылся, очередной раз возрадовавшись тем, что тут примитивный водопровод, которого даже в замке отца не было. И пошел с надеждой застать физрука в спортзале.
В общем, день выдался насыщенный и полный неожиданностей. После завтрака всех новеньких выстроили перед деканатами, прием вели завкафедрами — почти все профессора магических наук. Они рассматривали таблички с данными артефактного алтаря и делали вывод — куда направить будущего студента. Так всех эльфов направили к боевикам, группу оборотней с примкнувшим к ним Валентином Харьковым — тоже.
Ну а я попросился к целителям, но светлая эльфийка Аркуэнэ, посмотрев мою карточку, отказала6
— Не буду я с вами возится, слишком тонкий эльм, чтоб вы могли оказать больному серьезную помощь. Идите к артефакторам, хорошая профессия, востребованная.
Ну я и пошел, что делать. И попал в лапы старичка с кустистыми локонами по краям лысой головы. Профессор артефакторики Хаим-Бер-Гершенович Ходос, личность в научных кругах известная.
— Универсал, — прокомментировал он коротко, — это хорошо. На лекциях встретимся.
Большой неожиданностью послужила попытка подойти к Валентину Харькову. Оборотень (а как в женском роде звать оборотня, оборотниха, оборотница или как?) Валентина угрюмо на меня зыркнула и спряталась среди собратьев.