С этими мыслями и заснул, чтоб проснуться чуть свет от грохота. В дверь спальни не столько стучали, сколько ломились. Я со всей дури и спросонок вынул из ножен на ноге (приучил никогда не снимать этот артефакт в форме небольшого ножа) свой индивидуальный амулет и шарахнул в проход воздушным кулаком высокой плотности. В артефакте при сжатии рукояти с небольшим промежутком (если продолжать сжимать) активизировались три мощные стихии: воздуха, огня и воды. Они выходили прямо из острия лезвия потоком в ладонь шириной и удерживали напор до пятидесяти метров.
Дверь снесло, вместе с незваным гостем. И скорей всего приложило в гостевой зале о внешнюю стену.
— Картина! — подхватился я, обматывая чресла полотенцем. — Убью, если повредил!
Живопись тут была в расцвете. А картину купил за триста золотых у очень талантливого, но мало признанного художника. Он продавал за тридцать, я расхвалил и дал ему триста, наказав ни в чем себе не отказывать и новые работы нести ко мне. На картине, писаной маслом, стояла спиной к зрителям девушка. Даже, скорей, девочка — подросток. С узкими бедрами и тонкими руками. Она смотрела на парящего орлана, а вдали вздымались горы. И осмотрев все это зритель опускал взгляд, осознавая, что девушка стоит на обрыве, над пропастью.
Стихи напрашивались сами:
А горы цепенеют немо,
Они от вечности устали,
Они молчат, касаясь неба
Оцепенелыми устами.
Кто их поймет, кто их согреет,
Какая суть, какая плоть,
Себя приблизить к ним сумеет,
Чтоб холод этот побороть…
Но тело грозного стукача лежало чуть правей моего сокровища. И грязно ругалось!
[1] У некоторых рубинов на поверхности есть двенадцати лучевой астеризм, или «звезда». Это довольно редкое явление, поэтому, когда у драгоценного камня на поверхности есть астеризм, он становится гораздо ценнее, чем обычный. Рубин с двумя звёздами это тот рубин, у которого астеризм виден с обеих сторон, что делает его ещё дороже и ценнее.
Глава 32
— Папа! Я спросонок! Думал бандиты…
— Выпорю. Выдеру как сидорову козу! — сказал отец, вставая на ноги. Защитный артефакт смягчил, конечно, удар, но гордость пострадала.
— Сам виноват, все видишь во мне пацана. Я — взрослый и самостоятельный маг. Мне, фактически и твоя помощь не потребна. Профессор подает после бала в гильдию магов прошение о признании меня Гением. А Гении государством охраняются, обойдусь и без княжеского достоинства. Свое получу!
Я все распалялся и распалялся, а отец присел у стола на пуфик и слушал грустно. Наконец я выдохся.
Отец встал и заглянул сквозь выбитый дверной проем:
— Так, — сказал удовлетворенно. То-то думаю, чего сынок разошелся. А он с бабой развлекается и Светлейший князь ему, видите, настрой сбил. Сейчас поеду в Имперскую канцелярию, составлю прошение. Из родовой книги тебя удаляю, теперь ты, как студент Академии, всего навсего барон. И не смей больше спекулировать моим родовым величием. Ты — никто, изгнанный из рода хвастун. И забери, — он бросил на пол мешочек, — эти не проверенные артефакты, которые ты с таким апломбом раздал моим служащим. А знаешь ли ты, какое наказание за использование или торговлю нелицензионными амулетами?
— Папа, — растерянно сказал я. — Мы с мамой хотели сделать тебе сюрприз, оформить патенты на мои изобретения — их много только на княжество, чтоб императору не досталось. У меня редкие артефакты, много боевых.
— Сюрприз? Спасибо, сюрприз удался. Больше не хочу тебя видеть.
Отец удалился, отпихнув сержанта. (Который, кстати, стоял в боевой готовности, сжимая артефактный револьвер).
Вот ведь напасть, светлейший похоже совсем берега потерял. А не объявить ли мне его недееспособным после укуса змеи и клинической смерти. С другой стороны на фига бы мне сдалось это княжество. Да я и не справлюсь с управлением, не мое. Придется под руку императора идти, а тот только рад будет отцу нагадить. Небось, после объявления меня Гением сразу и званием побалует, да и деньжат подбросит. Эх, уехать что ли в Армению. Там матушку знают, помнят. Меня там в обиду не дадут.
Чья-то рука (лапа?) тронула меня за голое плечо, и я вспомнил, что так и сижу — в полотенце.
— У тебя из-за меня сплошные неприятности, — сказала Харькова. — Хочешь, поженимся, бароном станешь. Потом у Коротковой мой замок отберем. Проживем, не волнуйся. У меня в банке почти десять тысяч золотом хранятся.
Вспомнил мешок, который сержант, убедившись что продолжения не будет, повез в банк, хрипло рассмеялся. И пошел на кухню, поторопить с кофе.