— То не я. Пацанёнок старался, — прогудел в ответ кучер, — Третий день его начищает.
— Тогда и отцу его есть чем гордиться. Очень меня новый вид пролётки впечатлил! Вижу, что сиденья заново перетянули, краской и лаком везде прошлись, да и упряжь поменяна. Митрич, а ты с Григорием на козлах поместишься?
— Если дорога не долгая, то отчего не поместиться.
— Дед с дядьями скоро приезжают. Кровати надо купить, да ещё мебелишки какой-нибудь. Мы потом дальше поедем, а ты, Митрич, доставкой мебели в дом озаботься.
— Покупать далече будете?
— Думаю, около Гостиного двора, или в нём самом всё найдём.
— Тогда ломовик полтинник попросит, а то и больше постарается заломить, — неуверенно заметил слуга.
— Я тебе рубль мелочью дам. Сдачу сыну отдашь. Заслужил, — полюбовался я ещё раз на пролётку уже с крыльца и пошёл одеваться к выезду.
Должен отметить, что поездка в пролётке приятней, чем в карете. При перемещении по булыжной мостовой проспекта в карете себя чувствуешь, как в барабане, по которому стучат со всех сторон. На пролётке такого эффекта нет. Да и шума от неё меньше на порядок.
Так что до Гостиного двора мы доехали без тех мучений, которые обычно испытывают пассажиры карет.
Цены на мебель, даже простенькую, но крепкую, меня в очередной раз неприятно удивили. Обычный стул из ясеня — шесть рублей. Кровать, примерно в метр шириной, со спинками, украшенными незатейливой резьбой — двенадцать. Тумбочка с дверцей и ящиком сверху — семь. Даже обычная вешалка на восемь крючьев, из числа тех вешалок, на которые можно смотреть без боли, и та полтора рубля. Тут-то за что?
Самое простое и дешёвое я покупать не стал. Выбирал качественное, и чтобы глаз радовало. В итоге набрал мебели на сто восемьдесят семь рублей, немного поторговавшись, и даже дождался, когда покупки начнут грузить в подогнанную телегу, вокруг которой уже суетился Митрич, следя за тем, чтобы уложили всё правильно и дорогой ничего не побилось.
Дальше я поехал в свой бывший дом, где Пушкины нынче проживают.
Семья меня встретила почти в полном составе, в обеденном зале не хватало лишь Лёвки, который сейчас на учёбе.
— Оль, иди оденься по приличней. Мне твоя помощь нужна будет, — обратился я к сестре, когда всех поприветствовав и спросив матушку о самочувствии, уселся за стол, заказав себе чай у прислуги.
— Ольга стой! — скомандовала матушка, и девушка замерла, как кролик перед удавом, — Саша, а ты не хочешь у нас спросить, разрешим ли мы твоей сестре с тобой поехать? — обманчиво ласково поинтересовалась maman.
— Кстати, у меня радостная новость для всех вас. Завтра с утра в Петербург выезжает Их Сиятельство Пётр Абрамович Ганнибал, со своими двумя не менее сиятельным родственниками! Гость в доме — радость в доме! Не так ли? А три гостя — в три раза больше радости! — воззвал я к исконно русскому гостеприимству.
У матушки выпала кружка из руки. Отец, ещё изрядно опухший от празднования, звучно икнул и закатил глаза в потолок, готовясь изображать обморок, и даже бабушка слегка побледнела.
— Сашенька, а как надолго они к нам? — первой опамятовала Мария Алексеевна, нервно теребя в руках невесть откуда взятый платочек.
— Мне не докладывали, но думаю на пару недель, а может на месяц. Вряд ли больше, — пожал я плечами, принимая от служанки чашку горячего чая.
— Но как же мы сможем их принять… — спросила матушка, тщетно пытаясь полотенцем промокнуть подол платья, хотя там уже пора было не платье, а слёзы промокнуть, которые накатывали ей на глаза.
— Я думал, Ольга мне поможет, и я Ганнибалов у себя размещу, но раз вы против… — отпил я чая с самым задумчивым видом.
— Ольга! Бегом переодеваться. Костьми ляг, но помоги брату во всём, что он попросит! — широко прянула ноздрями «прекрасная креолка», как обычно прозывали Надежду Пушкину в светских салонах за её экзотическую внешность.
Нет, сестру определённо надо вытаскивать из-под семейного гнёта и влияния матушки. Иначе случится так же, как и в моей истории: Ольга, до тридцати лет прожив старой девой, поспешно и тайно выскочит замуж за прохвоста, и этот брак окажется неудачным.
Так себе история для весьма талантливой художницы. Нет, я вовсе не готов утверждать, что сестра гениальна и может потеснить ту плеяду блестящих художников своего времени, да ей этого и не надо. Пусть пишет в удовольствие, а моё дело ей в этом помочь.
— Я готова, — довольно быстро приоделась сестрёнка, не заставив себя долго ждать.
— Тогда помчались, а то до приезда Ганнибалов мы можем не успеть, — одной лишь этой фразой пресёк я все возможные возражения.