А как же дружба Бестужева с дедом. Письмо и договора? Это, что же получается, патрон не знает, что творит один из его столпов? И это после демонстрации поразительной осведомлённости о том, что творится в столице? Да ну, не может такого быть.
Медузу Горгону мне в жёны и работу без соцпакета на авгиевых конюшнях, я скорее поверю, что из меня хотят дурачка сделать.
Для кого ценны эти договора? Для Бестужева? Ха. Сто раз ха! Да, в них прописаны условия расторжения и последствия, только плевать он на них хотел. Сейчас за ним сила, и он раскатает любой род, а мой уж подавно. Нас тут двое с Колей против всей его гвардии.
Так что, эти договора — лишь поводок для меня. Чтобы наследством поделился…
Император приказал ему не вмешиваться, как же. Сам в тёмную всё срежиссировал, а теперь пытается подобраться с другой стороны. Только в одном прокололся, я знаю об Огонь-Догановском. Не знал бы, поверил в искренность Бестужева, но я знаю.
Получается…
Фу! Что это вообще такое⁈
Я поперхнулся и выплюнул кусок бутерброда на тарелку. Во рту стоял привкус подошвы спартанской сандалии наступившей в коровий кизяк.
Посмотрел на надкусанный бутер. Глянул на стол. «Сюрстремминг», — гласила бумажная табличка рядом с тарелкой. Стоило глянуть, как я почувствовал запах. Резко захотелось запить эту непонятную…
— Вкуснятина, правда, — около меня остановился какой-то пузатый аристократ с треугольными запонками нетитулованного дворянства на рукавах, — такой деликатес нигде сейчас не купить. Эксклюзив.
— Угу, — поморщился я, и потянулся налить себе морса.
Так, что же получается. Покушение не удалось, и Бестужев решил сам вступить в игру. По логике, сейчас меня оставят в покое, якобы из-за защиты патрона. А на самом деле он попробует навязать мне свою волю через эти договора, или нанести внезапный удар позже.
Забавно выходит. Но в это можно играть и вдвоём. Надо избавиться от его охраны и держать дистанцию…. Так, а это что?
На этот раз я не окунулся в свои думы целиком. Сохранял внимание на окружающем пространстве и заметил, как ко мне направляется Бестужев в сопровождении троих людей. Юной девицы и, видимо, её родителей.
Со всех сторон атакует. Вот же гад.
Я огляделся и протянул руку даме недалеко от меня.
— Мадемуазель, позвольте пригласить Вас на танец.
— Меня уже лет пятьдесят так никто не называл, — улыбнулась старушка с графским перстнем на пальце. — Я бы с радостью, молодой человек, но мне уж за шестьдесят…
— А мы медленно, — ощерился я и махнул рукой, — покажем им всем.
— Если всем, то давайте, — хихикнула бабушка и приняла мою руку.
Мы влились в поток быстрого вальса. С первых секунд танца я понял, что старушка лишь прибеднялась. Скорость, с которой она вальсировала, заставила меня напрячься и увеличить темп. Кружения, переходы, шаги, всё смешалось. Платья других пар слились в цветные пятна на краю зрения. Я только и успевал, что вести, причём вести к выходу.
Минута, столько нам понадобилось, чтобы провальсировать в другой конец зала. Мелодия смолкла и я поклонился партнёрше.
— Благодарю, мадемуазель.
— Полно, граф, — старушка ни капли не запыхалась и улыбнулась неожиданно белозубо, — мы показали им всем.
Она резко махнула рукой. В ладони появился веер и она прикрыла им лицо.
— Благодарю, за эмоции, граф, — она понизила голос, но я её услышал, — а теперь ступайте, Вы же от дочки Кутузовых сбежали? Мне ли не понимать.
Ничего не стал ей отвечать, лишь улыбнулся и пошёл на выход. Слуга в ливрее приоткрыл створку двери, и я выскользнул на улицу.
Звуки музыки исчезли. Остались за моей спиной. Осенний ветерок кинулся ко мне с объятиями. Обдал ночной сыростью и холодом.
Я прошёл чуть вперёд и увидел другого слугу Бестужева около входа в винный погреб, ну, или, что там у них расположено. Подозвал его, попросил подогнать машину.
Оставаться в усадьбе не хотелось. Не люблю интриганов и предателей. Бестужев в моих глазах занял почётное второе место после ЦПУ в списке на уничтожение. Правда, со знаком вопроса, но маленьким. Мне нужно только подтвердить догадки и всё.
Вместо машины появился Филипп Кириллович. Он хотел что-то сказать, но я с ходу взял инициативу, и отговорился тем, что завтра занятия. Старому слуге не оставалось ничего иного, как уступить.
От сопровождения я отказался. Попросил отозвать охрану от академии, объяснив тем, что не хочу злоупотреблять милостью Бестужева. А хочу стать равнозначным партнёром.