— Я готов сдать экзамен по древнегреческому экстерном, — пожал я плечами, от чего лицо проректора застыло без движения, только глаза прожигали во мне дырку взглядом, — изучал в школе, знаете ли.
— Кирилл Дмитриевич, — протянул Шелестов, — это недопустимо, вы не учитесь по индивидуальному графику, а числитесь в академии. Ещё раз такое повторится, и я вас, с превеликим удовольствием, отчислю
— Лаврентий Петрович, — я умостился на стуле покрепче и, опёршись локтями в стол, сцепил руки в замок прямо перед ним, — скажите честно, с чего Вы так хотите от меня избавиться? Вы левый?
Надоели мне эти игры в интриги и недомолвки. Он уже несколько раз пытался меня выгнать, так что пусть объяснит. Найдётся у него смелость? Или горазд только бить исподтишка?
— Потому, что вы здесь лишний, — не моргнув выдал Шелестов с заметной яростью. Его лицо исказилось гневом, и он буквально выплёвывал слова: — наша семья слишком много труда вложила в академию, а ты всё портишь. Студенты и преподаватели готовы вспыхнуть и кинуться друг на друга в любой момент.
— Позвольте, — я расцепил руки и развёл ими, — не я придумал политическую систему Империи и создал предпосылки для разногласий…
— Да плевать мне на политику, — гаркнул Шелестов и из его рта действительно полетели слюни, — ты ведёшь себя вызывающе, конфликтуешь с аристократами, баламутишь воду. Осокин на проверке силы…
— То есть, мне надо было спустить оскорбление? — перебил я его.
— Именно, — кивнул он, — здесь учатся наследники и дети великих родов, все ведут себя воспитанно…
— Бред, — хмыкнул я, и он осёкся. — Вы несёте бред.
— Что? — его глаза полезли на лоб, — да как ты смеешь…
— Да легко, — я подался вперёд и, навалившись на его стол, посмотрел ему в глаза, — Вы трус и дурак, раз думаете, что все тут ведут себя достойно и воспитанно. Сильные притесняют слабых, а Вы закрываете на это глаза. Но, стоило мне ответить обидчику, как Вы назначили меня крайним.
— Вон отсюда, — завопил Шелестов, и указал рукой на дверь, — пшёл…
— Да я-то уйду, — хмыкнул я, вставая со стула, — но пока Вы остаётесь здесь, ничего не поменяется. Не я, так кто другой дал бы отпор Осокину, и последствия…
— Ты рушишь дело моей жизни…
— Я? — ткнул себя пальцем в грудь, — а не Вы ли, Лаврентий Петрович? Закрывая глаза на проделки княжичей и детей графов? Не удивлюсь, если они тут втайне обесчестили уже какую девицу, а вы покрываете это.
Лицо Шелестова пошло красными пятнами и он не мог вымолвить ни слова. Только булькал, открывая рот. Его руки потянулись к вороту мантии и стали его оттягивать.
— Предупреждаю, не делайте меня крайним. Не лезьте ко мне. Хотите сохранить свою академию? Так относитесь ко всем одинаково.
Я отошёл к двери и обернулся.
— Но Вы же боитесь, Осокины, Твардовские, — я припоминал фамилии аристократов, о ком слышал, — Чернышёвы-Кругляковы и другие, кто здесь учится, они влиятельнее меня, и Вам проще угождать им, да же?
В ответ проректор что-то прохрипел и замахал руками. Я почувствовал движение магии по его каналам, но, даже не дёрнулся. Он создавал лечебное заклинание для себя.
Не только трус, но и слабак. В молодом возрасте мучиться сердцем, нда.
Дождался, когда он создаст заклинание, и оно ему поможет, а потом, когда он отдышался, произнёс:
— До свидания, Лаврентий Петрович, — я открыл дверь из его кабинета, — я Вас услышал и больше не пропущу занятий.
Дверь за моей спиной закрылась, и я поспешил из административного корпуса.
Прямой вопрос дал неожиданный результат. Шелестов ответил, пусть и резко, но правдиво. Мои ощущения подтвердились, он не враг мне. Вернее, не такой, как остальные противники. Ему не нужна моя смерть или наследство. Он просто радеет за детище своего рода.
Что ж, это радует. Если он услышал меня, то мы придём к взаимопониманию. Если нет, то повторю ещё раз, но прогибаться ему в угоду я не собираюсь.
Объяснять, что я не хотел так громко о себе заявлять я не буду. Это сама система их академии вынудила меня. Пусть закручивает гайки среди всех студентов, а не видит проблему только во мне. Сможет ли? Вопрос хороший. А смогу ли я?
Я замер на развилке. Одна дорога вела к общаге, другая к сараю клуба. Уже смеркалось, и прохладный ветер раскачивал ветви деревьев. Редкие студенты обтекали меня, словно река речной валун, и устремлялись по своим делам.
Символично получается. Распутье в мыслях и в жизни. Смогу ли я поменять здесь всё так, как должно? Как заявлено академией? Чтобы аристократы действительно были здесь равны.
Нужно мне это? Не знаю. Мне нужно одно — отучиться здесь и получить диплом. Заодно вернуть части духа. Если для этого понадобится разрушить и перестроить местный уклад, что ж, так тому и быть. Но помыкать собой, и подняться за мой счёт я больше никому и никогда не позволю.