— Спасибо, я подумаю над вашим предложением, — прервал его поток энтузиазма.
Глянул на часы — пора на пары. Первой стояла история. Хорошая возможность посмотреть, в каком состоянии Виктория, и попробовать с ней поговорить. После газетной статьи стало немного тревожно за неё.
Я зашёл в аудиторию первым. Остановился в дверях, впитывая перемены. Шторы на окнах задёрнуты, словно Виктория не хотела видеть внешний мир. Она стояла за кафедрой прямая, как струна, и что-то писала в журнале.
Строгий серый костюм с юбкой до колен сидел на ней безупречно. Белая блузка застёгнута на все пуговицы. Тонкая шея стиснута воротничком. Волосы собраны в тугой пучок без единой выбившейся пряди. Ни следа той живой, эмоциональной женщины, с которой мы обсуждали проект.
Она словно закуталась в кокон официальности. Только природную красоту не спрячешь. Строгость наряда лишь подчёркивала изящные линии фигуры и тонкие черты лица.
Студенты протиснулись мимо меня в аудиторию. Я прошёл к своему месту под перешёптывания и любопытные взгляды. Соколова Анна наклонилась к подруге:
— А я слышала, они… — донёсся обрывок шёпота.
Прозвенел звонок и преподаватель встал. Она окинула взглядом аудиторию. Подождала пока все успокоятся и начала:
— История Древней Греции, полис Афины, — голос Виктории звучал механически.
Ни тени прежнего воодушевления. Она методично излагала факты, словно зачитывала учебник.
Её взгляд скользил над головами студентов, старательно избегая моей части аудитории. А вот остальные то и дело поглядывали на меня. Девушки шушукались, прикрывая рот ладошкой. Парни бросали странные взгляды. То ли с завистью, то ли с осуждением.
От этого внимания внутри закипала злость. Кому какое дело до личной жизни двух взрослых людей? И ведь наверняка кто-то специально раздувает сплетни, добавляя пикантные подробности.
— Орлов Кирилл Дмитриевич, — произнесла Виктория
Впервые за лекцию она посмотрела прямо на меня. Но её взгляд был пустым, будто я случайный студент.
— Расскажите об особенностях управления в Афинском полисе, — продолжила Виктория.
Я начал отвечать, пытаясь поймать её глаза.
— Спасибо, садитесь, — оборвала она мой ответ на полуслове.
Женщина вернулась на свое место и села. Её пальцы нервно теребили уголок журнала. Единственный признак того, что под маской официоза скрываются живые эмоции.
Она продолжила опрос. Короткие, чёткие вопросы. Сухие «верно» или «неверно» в ответ. Никаких отступлений, которыми славились её прежние лекции. Исчезла и полемика по тем или иным вопросам.
Не сводил с нее взгляда. За этой подчёркнутой строгостью явно пряталась растерянность. С каждым шепотком за спиной, с каждым любопытным взглядом она всё глубже уходила в свою преподавательскую роль, словно в защитную броню.
Внутри меня все кипело. Я сжал кулаки под столом. Надо что-то делать. Нельзя позволить чьим-то грязным играм разрушить репутацию прекрасного преподавателя и красивой женщины.
Прозвенел звонок. Студенты потянулись к выходу, шурша тетрадями и перешёптываясь.
— А что это наш граф остаётся? — громко прошептала девица в третьем ряду.
— Прямо здесь, в аудитории? — хихикнула её подруга. — А он смелый.
Соколова Анна демонстративно поджала губы и процокала каблучками мимо моего стола:
— Как неприлично, — фыркнула она.
Отвечать сейчас это то же самое, что оправдываться. Заниматься этим я не собираюсь.
Дождался, пока стихнут шаги в коридоре. Виктория застыла над журналом, старательно делая вид, что проверяет записи. Её пальцы побелели от напряжения, сжимая ручку.
— Что вы хотели, Кирилл Дмитриевич? — спросила она официальным тоном, когда я направился к ее столу.
— Мне жаль, — произнёс я, подходя ближе. — Я узнаю, кто за этим стоит, и он поплатится.
— Кирилл Дмитриевич, — её голос дрогнул, теряя напускную строгость. На щеках проступили красные пятна. — Вам не пора на следующие занятия?
Она наконец подняла взгляд. В уголках глаз блестели слёзы, а губы дрожали от сдерживаемых эмоций.
— Мне уйти? — спросил прямо.
— Думаю, это будет правильно, — кивнула она, закусив губу. Её пальцы судорожно теребили уголок журнала.
— Хорошо.
Развернулся и пошёл к двери. В звенящей тишине слышалось её прерывистое дыхание. Она явно из последних сил сдерживала рыдания.
После пар я вышел в парк. Солнце золотило верхушки деревьев, а под ногами шуршали листья. У фонтана заметил знакомые фигуры.
Маша выглядела совершенно иначе, чем вчера. Только сияющая улыбка и лёгкое светлое платье, подчёркивающее её хрупкую фигуру. Изящные туфельки на невысоком каблуке, волосы уложены волнами. И никаких следов истерики.