— За что! — заорал Оберон — ты, мразь, спрашиваешь за что⁈ А я тебе щас расскажу за что. Ты, кусок говна, убил мою женщину, ты, идиот, убил моего сына. Но, это не самое страшное. Ты, урод, уничтожил це-лый по-сё-лок. Но и это я могу понять. Заметал следы и всё такое. Но… есть одно ма-а-аленькое «но». В этой деревне жила девочка с пространственным даром, о которой было уже известно императору. Теперь ты понимаешь в какую жопу ты попал. Хорошо, что девчонка выжила. Иначе, нам бы всем не поздоровилось — потёр горло Оберон — но, слава кругу, в её рассказе фигурировал только ты — мужчина уже почти полностью успокоился и сел в кресло, напротив сына — ты обосрался Гидеон. Твои игры слишком далеко зашли. Если ты думал, что я не знаю о твоих чёрных делишках, то ты сильно ошибался. Твои группы для отлова людей, с последующей их перепродажей ловцам, существовали только потому, что я позволял. Но не переживай. Теперь их нет. Так же, как и гвардии у тебя больше нет.
И тут наследника осенило. Вот какая мысль не смогла выбраться наружу. В окне он не увидел ни одного своего гвардейца.
Они уже все допрошены — продолжил Оберон — и твой глава сб о-очень много всего интересного мне рассказал. Короче, император поставил условие, чтобы замять это дело. У тебя есть два варианта. Первый — ты отправляешься к дознавателям императора, а потом тебя вздёрнут. Второй — ты отправишься на заставу в лес Садхи и отдашь империи пять лет своей жизни.
— Пять? — расмазывая кровь по лицу, возмутился Гидеон.
— Пять — спокойным голосом утвердил отец.
— А Мойру то за что?
— Да потому что меня заебали твои шлюхи! Пол крыла баб набрал. Скажи мне, ты идиот? — пристально посмотрел в глаза сыну Оберон и не увидел там осознания — идиот. Ничего, на заставе тебе прочистят мозги. А может и не только мозги, ведь ты отправишься туда один. Это тоже условие императора.
— Отец, но это же самоубийство.
— Надо было думать и проверять все нюансы перед тем, как совершать какие-либо действия. Теперь уже поздно это обсуждать. Ты чуть не подвёл весь клан. Если ты думаешь, что я ставлю тебя выше других разумных, то ты ошибаешься. Так что собирайся. У тебя три дня — нейтральным голосом произнёс Оберон — и кстати, я рассказал совету клана, что бастард был созидателем. Если ты думал, что об этом знал только ты, то ты ещё больший дурак, чем я предполагал. Многим эта новость не понравилась. Поэтому, лес Садхи, для тебя спасение, а не наказание.
Последние слова глава клана произнёс, стоя в дверях. Не оглядываясь, он вышел. Гидеон растёр жирные хлопья пепла на своих штанах. Это всё, что осталось от его прекрасной Мойры.
Гостиница посёлка Ручей. На следующий день после событий в комнате Амбры.
Амбра открыла глаза. Прислушалась к своему состоянию и поняла, что никогда так хорошо себя не чувствовала. Ей хотелось бежать не останавливаясь, танцевать, прыгать, и делать всё это сразу. Девушка попыталась вскочить с кровати, но ноги её не слушались. Они дрожали, как будто Амбра целый год пролежала не двигаясь. Немного посидев, она почувствовала, что ноги начинают её слушаться и в них возвращается прежняя сила. Встав, девушка умылась и, пропустив через мозг силу, начала вспоминать, что было перед тем, как она отрубилась.
Она смогла обдурить этого наивного юнца. Поменяла железку, и то не навсегда, на укус высшего вампира. Да, он, скорее всего, не знал, что она высшая, но кого это волнует. Смотря на пульсирующую венку на шее парня, Амбра уже представляла, как этот червь будет вылизывать её ботинки, не имея возможности оспорить её приказ. Он должен быть наказан за то, что видел испуг в её глазах и в глазах её подданных. Ведь она дочь высшего, входящего в круг ковенанта и не может себе позволить слабость.
Но, что-то пошло не так. Сделав резкий укус, Амбра пустила по клыкам свою силу — силу подчинения. Она затаила дыхание и ждала, когда её дар подействует, но всё, что она вливала в каналы парня тут же выжигалось непонятной ей чёрной дымкой. Более того, не успев отпрянуть от парня, девушка почувствовала, как частичка этой черноты просочилась в неё. В этот момент мир озарился взрывами и вспышками новых, ярких красок. В животе зародилось тепло, которое стало постепенно перетекать ниже, пока не остановилось между ног. Коленки девушки затряслись. Ей стало так расслабляюще приятно, что не хотелось отпускать эти чувства никуда и никогда. Последнее, что она вспомнила был момент невесомости, перед тем как её положили на кровать.