- Ах, Алька, чует мое сердце, - Наташа потрепала Алинины кудри на затылке, - надо мне тебя все-таки проработать на сборах, - она поправила на груди Алины значок - кораблик с алыми парусами, приколотый рядом с пионерским.
- Проработай меня, Натка, обязательно проработай, - Алина прижалась крепче к Наташе, обняв ее обеими руками.
***
Ничего не рассказали Лерочке подружки, ровным счетом ничего. И только когда она окончательно надулась и спряталась от них в редакции, Наташа пришла к ней, вызвала в коридор на разговор.
- Послушай, Лерка, не обижайся, - она крепко держала Лерочку за плечи и говорила, глядя ей прямо в глаза. - Не можем мы тебе рассказать, правда, не можем. И не нужно тебе это знать... Одно только... Об одном хочу тебя попросить... Чтобы ты пообещала. Пообещай, что пообещаешь?
- Обещаю, - сказала Лерочка, потому что ничего не поняла.
- Так вот, - так же серьезно продолжила Наташа. - Если тебя вдруг вызовут к Зое Рафаиловне - ни в коем случае не иди. Ты меня поняла? Если тебе дадут какие-то таблетки, кто угодно даст - не ешь. Поняла?
Лерочка помотала головой.
- Черт, - Наташа была раздосадована тем, что ничего не могла объяснить Лерочке. - Как же тебе объяснить? Хорошо, если Алина подтвердит, ты поверишь?
- Не знаю, - честно ответила Лерочка. - Я ничего не понимаю. Вы мне ничего не говорите. Какие таблетки? Я больна? Вы больны? В лагере эпидемия? Не хотят поднимать панику? Я никому не скажу, честное слово. - Лерочка говорила без обид и, как ей казалось, рассудительно. Вот и Наташа тоже говорит про какие-то таблетки, как и Гагарин. Дались им эти таблетки. Почему толком не объяснят?
Но Наташа все равно расстроилась.
- Пойду найду Алину, - сказала.
А как только Наташа ушла, в редакцию заглянул Михал Григорыч Полетыка. Это было происшествием если не чрезвычайным, то, по меньшей мере, странным - завхоз, конечно, мог зайти в редакцию по каким-то своим хозяйственным делам, да вот только раньше Лерочка его там ни разу не видела. А к тому же Полетыка не рыскал по углам, как обычно, вынюхивая недостачу казенного инвентаря, а напротив - заинтересовался делами творческими: оглядел газету, поцокал языком, похвалил Лерочку, "И талантливые же вы, черт возьми, дети", - сказал. А потом как-то совсем между прочим: "Тебя, Лерочка, кстати, Карандаш доискивался, Олег Витальич. Что-то у него там стряслось, просил зайти..."
- Что же вы? - укорила его Лерочка, имея в виду то, что мог бы и раньше сказать. Она вспомнила про Гагарина, клятву хранить "молчок", подумала - может быть, она зачем-то понадобилась Юрию Алексеевичу.
И, конечно, тут же пошла.
- Ну, так и я с тобой, - увязался за ней Полетыка. - Навещу старого друга.
- Вас же он не звал, - Лерочка попробовала отделаться от завхоза даже излишне грубо, не смогла скрыть досады. Она была посвящена в тайну прогрессоров, и завхоз Полетыка никак сюда не вписывался. При нем Олег Витальевич не будет передавать ей никаких весточек от Гагарина. "А ведь у меня тоже тайны от девочек", - призналась себе Лерочка, - "Но я же иначе не могу. Ведь меня об этом просил сам Гагарин. А они что от меня скрывают? Какие-то таблетки. Хотя... таблетки... болезни, эпидемии. Наверное, я несправедлива. Это тоже может быть что-то очень серьезное. Не должна я их обвинять, не должна. Наташа ведь пыталась мне объяснить".
А Полетыка уже тем временем довел ее до половины дороги - до самой медчасти, а оттуда им навстречу вышла Зоя Рафаиловна.
- Зайдите ко мне, - сказала.
Лерочка остановилась, как вкопанная. Никогда в жизни она не зайдет. Ни-ко-гда. Наташа ничего не успела ей объяснить, но сказала: "Ни в коем случае не ходи". И Гагарин сказал. Пусть Зоя Рафаиловна делает что хочет. Пусть ее, Лерочку, накажут, исключат из лагеря - ее предупредил сам Гагарин. Ее сама Наташа предупредила.
- Надо идти, - поддакнул завхоз. - Здоровье - прежде всего, - и даже взял Лерочку под локоть, подталкивая к медчасти, к Зое Рафаиловне.
Лерочка не умела спорить с взрослыми, перечить. И потому она решила бежать. Но не успела...
- Та-таратата-татата, - донеслось откуда-то от приемного корпуса, - та-таратата-татата, - песня горна и барабана слышалась все громче, приближалась - это был пионерский строевой марш, а значит, кто-то шел строем прямо к ним, по дорожке. Как же обрадовалась Лерочка - никогда раньше она так не радовалась звукам строевого марша. А вскоре они увидели тех, кто шел строем...
Строем шли только барабанщик и горнист, игравшие марш - по бокам процессии, остальные же... ну никак, даже с натяжкой нельзя было назвать это строем. Первым (или вторым?) шел (или бежал?) начальник лагеря Петр Ильич - иначе это и не опишешь, потому что начальник не возглавлял процессию, а скромно шел чуть позади высокого гостя, но то и дело забегал вперед, заглядывал гостю в рот и что-то говорил. Поэтому правильней будет сказать, что Петр Ильич маршировал боком. Первым же и главным в процессии - тоже не соблюдая никакого маршевого ритма и ноги, вальяжно, засунув в руки в карманы брюк, улыбаясь и снисходительно поглядывая сверху вниз на Петра Ильича, шел... огромный черный негр в светло-сером костюме в полоску.