- Условия я наизусть выучила, даже не думай, - говорила Бельгарда, сноровисто обрывая плотные соцветия. - Десять лет - это в любом случае не навечно. Содержать тебя в пристойном теле обязаны, тут им не богадельня, обители выход сырья требуется. Стоянием на молитве не обременяют - не лаборантское дело. Ах да: лаборанты - те же конверсы, но с упором не на грубую работу, а на более тонкие и умственные занятия. Зато будут нас пробовать во всех ремёслах, приглядываться к ухватке. Где смётку проявишь и в чём преуспеешь - на то натаскивают с особенным усердием. И вот сообрази: что лучше всего получается у человека? Да то, что ему по душе.
Двуручные корзины оказались небольшие и в единый миг наполнялись доверху. Артемидора быстро поняла, почему: тот же час подошли девочки лет девяти-десяти, что стерегли пустую тару, сменили её на полную и поволокли с поля, где их уже ждали телеги.
- Проще было бы все лианы оборвать, всё равно упадут и увянут, - деловито заметила Бельгарда. - Но этот сорт цветёт подольше законного месяца, так что придётся не раз ещё наведаться.
- А девочки - неужели работницы, как и мы?
- Думаю, вольные. На послушании или потомство лаборанток. Никто с ними возиться не расположен, а им самим такое дело не в тягость: днём одна забава, а к ночи надышатся хмеля - спать будут крепко. Знаешь, что перезрелый хмель в подушки кладут?
- А вид у всех такой важный! - улыбнулась Артемидора. - Будто это мы на них работаем.
Сама же вспомнила, как Эрвинд, тогда свежеиспеченный отец, которому не надоело гордиться потомством, на шальные деньги соорудил ему образцовую детскую комнату на иноземельный, рутенский манер: мягкие подстилки и обивка на стенах, игрушки без твёрдых углов и граней, кислотные цвета. Во дворе потеснили старые деревья и кусты, раскатали мелкобугорчатое покрытие, на него поставили качели-карусели, горку и лабиринт (мало им садового). Всё одинаково округлое, пронзительно-яркое, инородное. Молодую мать насторожило, что оба ребёнка прямо влипли в это буйство, и она стала наводить окольные справки у купцов. Когда ей вкратце объяснили, заметила: "Вот приобыкнут к тем краскам - немудрено будет и к самой кислоте потянуться, в точности как вам, заморским выходцам". Но поладить с Эрвиндом не смогла. Краски красками, а и он, и она купились на очевидную безопасность всех детских вещей. Что уж там в будущем, а не уколются, не порежутся и не зашибутся.
"А вырастут - как бы не стали, как их отец, хвататься за горячее вместо тёплого и острое взамен тупого, - вдруг кольнуло её саму. - Чутья к опасности не появляется никакого. Эрвинда ведь отец с матерью хоть иначе, но по сути так же берегли. Везде по рутенскому примеру творят детям свою малую ойкумену: безопасную, ручную, легко изменяемую. После такого им невдомёк, как обращаться с реальной вселенной. Покорять? Ломать через колено? Сдаваться на милость?
И, так сказать, по смежности подумала вот о чём. Те девочки тоже хватались невзначай за её руки или подол: когда торопились перенять полную корзину. От этого делалось как-то по-особому приятно и надёжно, хотя Дору не окатывала волна приторной нежности, как когда то же самое делали её сыновья и дочки.
К вечеру обе женщины подписались под условиями найма - или рабства, если кому угодно. Отдали по назначению: не приорессе, а одной из дежурных монахинь - и получили в обмен по тяжеленному заступу.
- Завтра с утра начнёте ямы для буртов копать, - сказала та. - И обводить траншеями от дождя и прочей воды небесной и подземной. Урожай корнеплодов нынче ждём богатый. Знаю-знаю, мужицкая это работа, да где же нам столько мужиков взять? Учитесь сами справляться.
Тут Бельгарда толкнула Артемидору под локоть и прошептала:
- Хорошо прочитала условия или снова на меня положилась? Отчего, думаешь, мужчин в конверсы не берут, разве что в составе семейной пары? Работа на обитель здесь зачитывается как послушание. Отбудешь лет пять-десять, как настоятельница решит, - и в монашки без испытательного срока. Тем девочкам-послушницам куда меньше повезло. Рутенцы называют такое подвешенным состоянием.
"А если я не захочу постригаться? - подумала Дора. - Менять одну неволю на другую, сугубую?"
И всё-таки приняла рукоять, отполированную сотней рук, почти с благоговением - как рыцарь меч. Поставила в изголовье теперь уже законного своего ложа, повернулась лицом к Бельгарде - и заснула так сладко, словно в тощую подушку зашили добрую горсть того хмеля, который они собирали.
На следующее утро, когда задинькал побудку утренний колоколец, ни подруги, ни её орудия рядом не оказалось. "Видать, не терпится ей, - подумала Дора, торопливо ополаскиваясь, проборматывая молитву и глотая завтрак едва ли не живьём, почти не разбирая вкуса. - Ладно, захочет - отыщется".
Водрузила лопату на плечо и пошла вкалывать в общем строю.
Готовить бурты - работа для здорового человека не такая сложная: горизонтальными ударами снимаешь дёрнину, если есть, скатываешь в трубку и роешь вглубь на штык лопаты. Только штык должен быть хорошо заточен. Здесь с этим было в порядке: и хотя привычные к делу работницы на подходе к месту разбились на пары, Артемидора решила рискнуть - попробовать одной.
К её удивлению, дело спорилось: сытная еда прямо бросалась в руки и ноги. Ещё это немного походило на игру в шахматы за обоих противников, к которой Дору приохотил муж. Собственно, воспитывал он в ней спарринг-партнёра, если выразиться по-рутенски, то бишь девочку для битья, но когда она достигла кое-каких успехов, стал скучать за доской. И то сказать: какому бойцу охота самому быть битым.
Так вот и сейчас Артемидора попеременно меняла сторону, налегая ладонями на дерево, ногой - на железо и стараясь не слишком медлить с ходами.
Уже почти вся трава - была она не особо густой - была снята и отложена в сторону, когда к ней подошла другая женщина. Молодая, даже миловидная, но вся - какое-то сплошное уныние. И орудие не тащила: волокла за собой по дёрну.
- Ты ведь новенькая? - спросила женщина и, не дожидаясь ответа, продолжила:
- Давай я к тебе пристану. Зовут меня Элисса, я золотошвейка и оттого меня не любят брать в пару. Ну куда это годится - портить такие искусные руки, как мои, даже если им прямо сейчас не находится работы! Говорят, глаза побереги, свежим воздухом подыши - вам обоим это полезно.
- Да становись, если хочешь, - ответила Артемидора, слегка оглушённая этим потоком речи.
И вдруг почувствовала, как внутри Элиссы закрутилось подобие чёрного пустынного смерча, всасывая в воронку всё живое вокруг. Отстранилась, тряхнула головой, отгоняя наваждение, - мир вроде успокоился, только на плечи словно навалилась тяжесть. Так вроде бы и время слегка приустать?
- Можешь не ворочать своим заступом, - продолжила она. - Я пока и одна справляюсь: не могилы же копаем.
- Ага, - согласилась женщина, - ты быстро работаешь. Сейчас тебе репу или брюкву понесут, так я на подхвате буду. А там, глядишь, и трапеза скоро.
В самом деле: едва народ понял, что очередная ёмкость под корнеплоды готова, как девочки-послушницы, что незаметно толклись где-то в ближайших кустах, выстроились в шеренгу и начали передавать друг другу по эстафете сетки с клубнями, похожими на чумазых поросят.
- Это ещё что? - поинтересовалась Элисса. - Вроде на обед нам такого не подавали.
- Да картофель рутенский, мам, - объяснили ей. - Только наши монахини над ним немного поколдовали, чтобы серая гниль не заводилась и морозец не брал. Оттого он и розовый такой.
- Картофель знаю, едала, но этот на себя не особо похож, - кивнула Артемидора, выпрямившись и опершись на древко. - Здоровый больно. Ты - как тебя звать? Ты лучше скажи, почему не на уроках сидишь. Или принято так?