Гурвич Владимир Моисеевич
Артистка
1
Спектакль завершился, раздались аплодисменты. Их было немного, и они быстро утихли. Мы, артисты, даже не успели по-настоящему повторно выйти на поклон. Только показались на сцене, и сразу ушли уже при замолкнувшем зале.
Меня это не слишком удивило, хотя до последнего ждала, что соберется полный зал. Но этого не произошло, зрителей набралось едва его половина. А ведь это была широко разрекламированная премьера, и коллектив театра, включая меня, надеялся, что она соберет, если не аншлаг, то хотя бы близко к нему.
Но наши надежды не оправдались. Минут за пятнадцать до начала спектакля я вышла из своей гримерной и осторожно, чтобы меня никто не заметил, посмотрела в зал. Зрителей было совсем не густо, и хотя в проходах то и дело появлялись новые люди, становилось понятно, что их число соберется гораздо меньше, чем мы планировали.
Мне стало грустно и чтобы не усугублять это чувство, я поспешно ретировалась назад в гримерную. Да и надо было завершить подготовку к выходу на сцену в независимости от того, насколько будет заполнен зал. Даже если придет один зритель, все равно нужно быть на высоте, играть так, как будто нет ни одного свободного места. Эту мысль в течение всей учебы мне внушал мой театральный учитель, и я запомнила ее на всю жизнь. И всегда старалась следовать этому наставлению, хотя, признаюсь, иногда это бывает сделать не просто. Были моменты, особенно в последнее время, когда хотелось отменить спектакль. Разумеется, в реальности ничего такого не происходило, но ведь если чувство появилось внутри тебя, оно никуда не денется, будет возникать снова и снова. По крайней мере, так со мной обычно происходит; если в меня что-то вселяется, то надолго.
По этой причине многие считают меня упрямой, что со мной не просто иметь дело. Возможно, это и так, но характер — это судьба, а от судьбы, как известно, не уйдешь даже при наличии билетов на любой вид транспорта.
Я сидела в гримерной перед зеркалом. Почему-то чувствовала себя очень уставшей, хотя обычно после спектакля ощущаю некоторый подъем от того, что я только что была на сцене. Взглянула на свое отображение, оно мне не понравилось. То ли мне так кажется, то ли на самом деле, я стала хуже выглядеть. Конечно, возраст дает о себе знать, совсем скоро — сорок, а для актрисы — это критический момент. Роли молодых красоток уже исполнять не совсем удобно; даже грим, наложенный умелым гримером, полностью не скрывает следы прожитых лет, а пожилых — играть еще и рано, да и неохота. Вот и не знаешь, как поступать.
Впрочем, сейчас, сидя перед зеркалом, и смотря на свое лицо в гриме, я думала не только и даже не столько об этом. Меня не отпускало ощущение, что происходит что-то не то. Такое чувство, что идешь не в ту сторону, в которую должен идти. Но при этом не представляешь, как изменить направление движения. И это самое тяжелое в такой ситуации.
В самом деле, сколько времени и сил отдано этому спектаклю, а какова отдача? Половина зала и жидкие, недолгие аплодисменты. Стоило ли все это таких больших усилий, затраченных на подготовку этой постановки?
Самое удивительное то, что изначально, когда мы только начали работать над этой пьесой, я предвидела такой исход. Мне она не зашла сразу же: ходульные герои, предсказуемый сюжет, банальные диалоги. Уже во время первой читки я поделилась своим мнением с Эриком, но он вдруг так разозлился, что даже прилюдно накричал на меня. Это было так неожиданно, что я аж оторопела; никогда раньше он себе такого не позволял. А ведь он не только главный режиссер нашего театра, но еще по совместительству мой гражданский муж, с которым я живу скоро уже пятнадцать лет. Мы даже собирались отмечать этот юбилей и раздумывали о том, чтобы официально оформить наши отношения. В конце концов, почему бы и нет. Я, конечно, современная дама и смотрю на брак как на нечто формальное дело, и не считаю, что если мужчина и женщина им не связаны, то они живут во грехе. Во грехе могут жить и супруги, если не любят друг друга. А нас с Эриком соединяет это великое и святое чувство. По крайней мере, до недавнего времени я была в этом уверенна. Но та безобразная сцена на глазах едва ли не всей труппы немного поколебала мою убежденность.
Эрик тогда решительно заявил, что пьеса ему нравится, и она будет иметь большой успех. В этом я сильно сомневалась, но больше возражать не осмелилась. И даже когда мы пришли домой, не стала ничего говорить; какое-то засевшее внутри меня препятствие мешало возобновлению диалога на эту тему. Я тогда решила, что все же Эрик — главреж, на его лицевом счету десятки постановок, в том числе и вполне успешных. И если он выбрал этот драматургический материал, значит, ему видней.