Кстати, по протекции мужа я тоже несколько раз снялась в небольших эпизодах, но славы мне это не принесло. Зато в какой-то момент разные доброхоты и доброжелатели стали информировать меня, что Илья практически все ночи проводит в постелях самых разных дам, в основном тех, с кем снимается. Сначала я не верила в эти наветы, так как мне ужасно не хотелось в них верить. Но их стало так много, что я больше не могла переносить собственное двусмысленное положение. И однажды, когда муж вернулся с очередной съемки, я выложила ему всю эту информацию.
Я была уверенна, что Илья станет ее опровергать и готова была ему верить. Но он, нисколько не смущаясь и уж тем более, не раскаиваясь, ее легко подтвердил. А в качестве оправдания сказал, что по-другому просто не может, у него чересчур сильное либидо. А женщины, с которыми он снимается, одна красивей другой, и устоять против искушения нет никакой возможности.
Сказать, что я была поражена услышанным, это слишком мягко, я была раздавлена до самого своего основания. Наверное, я бы смогла простить ему измену, может быть, даже ни одну ради сохранения семьи, ради дочери, но ведь он поставил такое поведение на поток. И не собирался не только оправдываться, но и ничего менять, о чем он меня любезно известил.
Всю ночь я проплакала, а утром отправилась в суд и подала на развод. Пришла домой, известила об этом изменщика. Илья не возражал, более того, мне даже показалось, что ему глубоко на это наплевать. Развод, так развод, он спокойно проживет и без меня. Зарабатывает много, от женщин нет отбоя, так что еще надо? По крайней мере, именно такой вывод я сделала из его поведения.
Нас развели. И знаете, как я поступила? Собрала вещи, взяла с собой Анжелу — и уехала в родной город, поселилась у родителей. Они не слишком были рады моему возвращению, да еще с приплодом, так как квартирка у нас была маленькой, и в ней сразу же стало жутко тесно. Я быстро смекнула, что надо из нее побыстрей выезжать.
И тут мне снова повезло. Взяли в местный драматический театр, и вскоре у меня завязался роман с Эриком. К нему-то через некоторое время мы с Анжелой и переехали. А после того, как его назначали главным режиссером, моя карьера быстро пошла в гору.
Что касается Анжелы, то ее отец уделял ей мало внимания. Правда, добросовестно, всегда в срок перечислял алименты, в день рождения дочери непременно ей звонил и посылал дорогой подарок. На этом их контакты ограничивались; за все то время, что мы жили в нашем городе, они ни разу не виделись.
Вернее, виделись, но правда, довольно нетривиальным образом. Анжела никогда не спрашивала меня об отце, не упоминала его в своих разговорах, но не пропускала ни одного фильма, ни одного сериала с участием Ильи. Чем бы моя дочь ни занималась, но когда начинался показ очередной картины, она бросала все дела и смотрела ее до конца. При этом никогда не обсуждала со мной то, что видела, что при этом чувствовала.
Я не очень понимала природу этого пристрастия. Да, конечно, он ее отец, но смотреть все эти ужасные мыльные оперы, в которых снимался Илья, с моей точки зрения являлось каким-то особым видом извращения. Однажды я попыталась донести до нее эту мысль, но получила недельный бойкот — целых семь дней и ночей Анжела не разговаривала со мной. Стоит ли говорить, что подобных попыток я больше не делала.
А вот с Эриком к моему немалому изумлению у Анжелы сложились вполне теплые и даже доверительные отношения. Он никогда не считал, что является ее отцом, даже отчимом, но, как мог, заботился о девочке. И она отвечала ему привязанностью. Однажды я вдруг поняла, что моя дочь ближе к нему, чем ко мне. Если ей надо было посоветоваться о чем-то важном, то она шла в первую очередь к моему гражданскому мужу. И только если помощь Эрика ее не удовлетворяла, направлялась ко мне. Когда я это осознала, мне даже стало нехорошо. Меня, словно острой стрелой, пронзила обида. Ведь я ее любила, делала, что могла, подчас даже чересчур потакала. А она все равно больше склонялась, по сути, к чужому ей человеку.
Сначала я пыталась как-то изменить ситуацию, стала уделять ей больше внимания, проводить вместе больше времени. Но оно было безнадежно упущено, а потому все осталось так, как есть.