Журналы, за редкими исключениями, предпочитали публиковать известных авторов и не связываться с новичками. Только «Литературное и художественное возрождение», директором которого был Жан Экар, а главным редактором Эмиль Блемон, согласилось поместить в одном из ближайших выпусков журнала «Воронов» Рембо — печальное стихотворение из двадцати четырёх строк, в котором упоминаются павшие на Франко-прусской войне и погибшие коммунары, жертвы «поражения, зачеркнувшего будущее».
Отвергнутый, проклятый литературной средой, обвинённый в противоестественных наклонностях, Рембо отныне хотел только одного — бежать из Парижа. Отправиться в путешествие — и куда-нибудь подальше.
Седьмого июля он пишет Верлену письмо, в котором сообщает об этом своём твёрдом решении, но не отправляет по почте, а несёт его сам в дом на улице Николе. Не дойдя сотни шагов, он замечает на пороге дома семейства Моте своего любовника, бросается к нему и без всяких предисловий сообщает о своём намерении безотлагательно идти на Северный вокзал и сесть на ближайший поезд в сторону Бельгии. И тут же предлагает Верлену составить ему компанию, притом сделать это незамедлительно.
Словно попав под действие каких-то неодолимых чар, Верлен даже не стал спорить. Тайком от Матильды, которая, чувствуя недомогание, заперлась у себя в спальне, он взял немного денег, кое-какие вещи в дорогу и вскоре уже поспешал за Рембо на Северный вокзал. Было десять часов вечера, но оставался ещё один омнибус в направлении Арраса.
Беглецы прибыли туда ранним утром. Быстро обойдя город и полюбовавшись площадью Гран-Пляс, они зашли в привокзальный буфет, где заказали еду и выпивку. Поначалу болтали о том о сём, но вскоре, вознамерившись привлечь внимание посетителей, стали обмениваться шутками, а затем, поглощая пончики с начинкой и галантин, громко рассказывать придуманные тут же жуткие истории с убийствами и насилиями, уснащая их «страшными подробностями». Присутствующие в зале ушам своим не верили. Один пожилой господин, посасывавший сигару, был до того возмущён происходящим, что, кашляя и отплёвываясь, поспешил за жандармами. Те явились спустя несколько минут и препроводили нарушителей спокойствия в городскую ратушу, «самую красивую готическую ратушу во всей Франции»{53}.
Доставленные к помощнику прокурора, Верлен и Рембо стали уверять его, что произошло недоразумение. Что дурного они сделали? За что их арестовали, словно каких-нибудь вульгарных прохвостов? Под конец они всё же признали, что зашли слишком далеко, что им не следовало публично обсуждать такие мерзости. Помощник прокурора во избежание возможного риска, особенно в отношении спокойствия «добропорядочных»{54} жителей Арраса, решил отправить парочку в Париж и распорядился поскорее сопроводить их на вокзал.
В поезде Рембо продумывал план побега. Он предложил Верлену самый простой, по его мнению, путь: поскольку у них нет паспортов, им надо сразу же по прибытии в столицу идти на Страсбургский вокзал и купить билеты до Шарлевиля. А там обратиться за помощью к товарищу Бретаню, у которого множество знакомых во всех концах Арденн, и он, вне всякого сомнения, знает, как можно тайно пересечь бельгийскую границу. Если это не получится, то Артюру известен маршрут Фюме — Вирё — Живе, который два года тому назад он сам прошёл пешком.
Однако разработанный план удался блестяще. Благодаря рекомендованному Бретанем человеку, сдававшему внаём экипажи и известному в Шарлевиле как папаша Жан, Рембо и Верлена доставили в одноколке прямо к бельгийской границе, которую они пересекли 10 июля посреди ночи. Проспав несколько часов у обочины дороги, они направились в сторону Кувена и Филипвиля. Потом дошли до Валькура, где осмотрели старинную базилику, а дальше через Берзе, Ам, Жамью прибыли в Шарлеруа, где Рембо гордо привёл своего компаньона в «Круговую таверну» и «Зелёное кабаре».
Для Артюра это было счастье — Счастье с большой буквы, ощущение которого он выразил в коротком стихотворении без названия: