Выбрать главу

Рембо — о! ты его совсем не знаешь, один лишь я познал его целиком! — покинул меня. Чудовищная пустота. Все остальное мне безразлично. Все люди — сволочи, и сволочами помрут. Но тише, черт возьми!»

Внезапно он впал в глубокую депрессию; он полагал, что пробил его последний час.

Его полные отчаяния письма достигли своей цели: примчалась мать в сопровождении кузины, а затем к нему возвратился и сам Рембо.

Артюр почувствовал, что двери его шарлевильской тюрьмы приоткрылись. Он не мог упустить такую прекрасную возможность улизнуть: ведь нельзя же оставить в беде друга, единственного друга, смертельно больного — не так ли? Но когда он попросил у матери денег, чтобы вернуться в Лондон, она возопила: «Ни за что! Ты никуда не поедешь!»

Тем не менее он получил необходимые 50 франков: г-жа Верлен передала их ему через Делаэ.

Через два дня Рембо был в Лондоне.

Верлен принял его с распростертыми объятиями и был счастлив объявить Эмилю Блемону, что после воссоединения со своим спутником чувствует себя гораздо лучше: «Что же касается Рембо — он тотчас же вернулся, ведь дружба для него превыше всего, он обо всем другом забыл; он все еще здесь, и, быть может, его неустанные заботы облегчат мою несчастную жизнь».

Рембо приехал в самый разгар семейного совета. Нужно было что-то делать, нельзя было пускать дело на самотек. Было решено, что, поскольку причиной всех бед Поля был проклятый процесс, затеянный Матильдой, он должен, что называется, смело взять быка за рога: поехать в Париж и от чистого сердца предложить ей полное примирение, а не зарываться головой в песок перед надвигающейся грозой. Если Матильда на это согласится, проблема будет решена, если нет, то перед судом он предстанет с гордо поднятой головой, имея в своем распоряжении веские доводы и хорошего адвоката, а значит, у него будут все шансы выиграть процесс. Верлена заставили признать, что, совершив такой благородный поступок, он ничего не потеряет, а только выиграет.

Но как только его мать уехала, к Полю мгновенно вернулись тоска и апатия.

Что до Рембо, то он вообще сомневался, что Поль способен на решительный шаг, и поэтому не видел веской причины торопить события. Самое лучшее — забыть обо всем и жить, как живется. Пора уже несчастному прекратить стонать и понять, что всем бедам придет конец лишь тогда, когда он забудет о существовании Матильды. Очевидно было одно: в Англии они должны жить независимо и свободно. Артюр когда-то говорил Полю Демени, что нужно найти «надежный источник доходов», а для этого требовалось прежде всего основательно изучить английский, чтобы иметь возможность давать уроки, зарабатывать деньги и не быть никому обязанным.

Мы с Рембо, пишет Верлен Эмилю Блемону, очень много занимаемся английским: читаем Эдгара По, сборники народных песен, Робертсона и т. п. Кроме того, мы стараемся выправить наше произношение, беседуя с торговцами, трактирщиками, книгопродавцами, и охотно выслушиваем все их замечания по этому поводу.

Ежедневно мы совершаем дальние прогулки в предместья и окрестные деревни Кью, Вулич, так как весь Лондон нам уже знаком. Друри-Лейн, Уайтчепел, Пимлико, Энджел, Сити, Гайд-Парк — все эти места мы знаем как свои пять пальцев.

[…]

Пока что мы пытаемся хоть немного заработать. Скоро мы сможем изъясняться достаточно хорошо, чтобы давать уроки французского, латыни и так далее.

Долгие прогулки и учеба были прекрасным развлечением, но не менее прекрасным было чтение. 23 и 25 марта друзья получили читательские билеты библиотеки Британского музея. Неизвестно, кто был их поручителем. Рембо расписался в том, что ознакомлен с правилами пользования библиотекой, и указал возраст — 21 год, хотя на самом деле ему было лишь 19.

Что они читали? Вероятно, По, Лонгфелло, Суинберна; может быть, они даже сидели за одним столом с Карлом Марксом, который в то время проводил там целые дни. Делаэ пишет, что Рембо получил отказ на требование выдать сочинения маркиза де Сада: эти книги лежали в закрытом фонде, чтобы получить их, требовалось специальное разрешение.

Однако никакое занятие не могло развеять тоску Верлена, терзаемого мыслями о своей трагедии. Теперь он был убежден, что только ценой разрыва с Артюром добьется душевного покоя. Несколько дней подряд его видели в районе вокзала «Виктория» — вероятно, он пытался узнать расписание поездов. Наконец, 3 апреля он решился сделать роковой шаг: поехать в Ньюхейвен, чтобы оттуда отплыть в Дьепп. Но в ожидании парохода Поль услышал, как два подозрительного вида джентльмена разговаривают о коммунарах и об участи, ожидающей их во Франции; это привело его в ужас. Повсюду полицейские! Тогда он направился в Дувр и утром 4 апреля поднялся на борт парохода «Графиня Фландрская», который возвращался в Антверпен. Прежде Поль написал Матильде нежное и трогательное письмо, в котором умолял ее быть благоразумной, прекратить этот дурацкий процесс, отравляющий их существование, подумать о маленьком Жорже и приехать в Намюр, где он ждал ее. Там они помирятся и, простив друг другу все обиды, вместе вернутся в Париж.

Воспрянув духом, он стал ждать ответа. Будь у нее даже каменное сердце, она не сможет остаться безучастной к человеку, который на коленях и в слезах молит ее о прощении.

Верлен и не подозревал, что за ним давно следила полиция. На следующий день после его отбытия из Лондона в парижскую префектуру поступило следующее сообщение: «Верлен, бывший служащий городского комитета до и во время Коммуны, друг Вермерша, Андриё и К°… отбыл в Париж по семейным делам».

Второе сообщение от 8 апреля доказывает, что Рембо знал о предполагаемой встрече в Намюре: «Верлен распустил слухи, что уехал в Намюр, сам же спокойно живет у матери».

17 апреля офицер Ломбар, служащий парижской префектуры, получил указание собрать все возможные сведения о прежней деятельности Верлена, его нравственном облике, поведении во время восстания, но в первую очередь об истинной причине его приезда в Париж.

Теперь понятно, какой рискованный шаг Поль предпринял, чтобы вновь завоевать расположение Матильды: он подвергался опасности сесть за решетку по меньшей мере лет на десять.

Все это вызвало неудовольствие Рембо, но он, однако, чрезмерно не беспокоился, предполагая, что Верлен вернется, расстроенный и сердитый. В сущности, он не ошибся. Матильда ответила мужу, что письмо ясно говорит о страхе проиграть процесс, который она, со своей стороны, считала беспроигрышным, поэтому пусть он впредь ее не беспокоит — она просто не будет читать его писем.

Итак, Артюру вновь приходилось расплачиваться за последствия: действительно, Верлен, сраженный наповал таким известием, уехал отдыхать к своей тетушке Эврар в Бельгию, в Жеонвиль, а Рембо снова остался один; он недостаточно владел английским языком, чтобы давать уроки, и следовательно, был не в состоянии покрыть свои расходы и заплатить за квартиру.

Артюр знал, что 5 апреля вся его семья уехала из Шарле-виля в Рош — не для того, чтобы подышать чистым деревенским воздухом, а из-за недавно случившихся больших неприятностей: конюшня и зерносклад сгорели, урожай пропал, к тому же арендатор бросил ферму. «Развалины сплошь поросли диким хмелем и крапивой», — пишет П. Берришон.

Артюр нагрянул в Рош 11 апреля, в Страстную пятницу. Это значит, что он оставался в Лондоне один всего несколько дней. Его сестра Витали, которой в то время было пятнадцать лет, рассказывает в своем дневнике:

То был великий день в моей жизни, ибо он был отмечен одним событием, которое меня поразило чрезвычайно: неожиданно приехал мой брат, чем доставил всем небывалую радость. Я вижу как сейчас, что мы сидим в комнате, где обычно занимались какими-либо делами, с матерью, братом и сестрой; и тут раздается тихий стук в дверь. Я пошла открывать… представьте мое изумление, когда я оказалась лицом к лицу с Артюром. Когда прошла минута первого удивления, брат поведал причину своего приезда, чем еще больше всех обрадовал — да он и сам был доволен. Весь день мы были вместе и испытывали чувство единства, сопричастности друг другу, о котором Артюр не имел, можно сказать, ни малейшего представления2.