Так дальше продолжаться не могло.
Примечания к разделу
1 Э. Делаэ, Rimbaud (1906), с. 115.
2 «Nouveaux documents sur Rimbaud: le journal de sa sœur Vitalie présenté par H. de Bouillane de Lacoste et H. Matarasso» в Mercure de France, 15 мая 1938 г. Отдельный оттиск. Издание l’édition de la Pléiade.
3 La table ronde, ноябрь 1954 г.
4 «Льеж, каким я его видел! — я был там в день свержения Тьера в 1873 г. Я думал, я помолодею— нет…» П. Верлен, Onze jours en Belgique. Правительство Тьера пало 24 мая 1873 г. В Льеже об этом стало известно в понедельник 26-го.
5 Revue d’Ardenne et d’Argonne, сентябрь 1901 г., с. 191.
6 В.-Ф. Ундервуд, Rimbaud et l’Angleterre.
7 Э. Делаэ, Rimbaud (1923), с. 52.
8 Э. Делаэ, Verlaine (1919), с. 170.
Глава X
ТРАГЕДИЯ ДЕСЯТОГО ИЮЛЯ
В начале июля Верлен принял решение со всем этим покончить: он повторит свой намюрский подвиг, вызовет жену в Бельгию, а если она к нему не приедет, тем хуже — он покончит с собой. В обстановке строжайшей секретности он разработал план побега, записав в своем тайном дневнике, найденном Ундервудом, что ему надо предпринять: спрятать в надежное место рукописи, белье, одежду и т. д. Предварительно он выведал, что в четверг, 3 июля, в полдень, из Лондона в Антверпен отплывает пароход.
Когда наутро Верлен, мрачный и решительный, возвращался с рынка с бутылкой масла в одной руке и селедкой в другой (Казальс говорит, что это была скумбрия, завернутая в газету, а Делаэ добавляет, что рыба была тухлой, — но не все ли равно?), Рембо, увидев его в окно, крикнул:
— Вот Верлен к нам идет дурацкой походкой, а в руках у него — масло с селедкой!
Поскольку Верлену нужен был лишь предлог, эта обидная реплика стала для него сигналом к действию. Он ворвался в комнату, как сумасшедший, бросил свои покупки на стол и, побагровев, закричал: «Ну нет! Это невыносимо! С этим надо покончить! Раз ты надо мной издеваешься, я уезжаю!»
Быстрым движением он схватил свой чемодан, который — вот чудо! — был уже собран, и вышел, хлопнув дверью. Рембо, обескураженный, с открытым ртом смотрел, как Верлен бодрым шагом удаляется от него, но потом, поняв, что это не шутка, последовал за ним.
Здесь в нашем повествовании небольшая лакуна. Рембо, несомненно, лично присутствовал, когда его спутник поднимался на пароход до Антверпена, отправляющийся из дока Сент-Катрин. Но расстояние от Грейт Колледж-стрит до дока — примерно шесть километров, поэтому они не могли пройти всю дорогу пешком. Верлен, должно быть, сел в фиакр или воспользовался каким-либо общественным транспортом. Мы не знаем и не узнаем никогда, поехали ли они на омнибусе или метро, и поспорили ли в последний раз. Так или иначе, ровно в полдень пароход поднял якорь под вой сирены, а Рембо наблюдал за этим с причала и отчаянно махал руками, не прощаясь со своим спутником, но безнадежно взывая к нему.
Все было кончено. Пароход скрылся из вида. Рембо остался без единого пенни в кармане, один в огромном городе.
На следующий день после обеда он написал беглецу письмо, еще точно не зная, по какому адресу его отправить.
Вернись, вернись, мой дорогой, мой единственный друг, вернись. Я клянусь, что буду добрей. Если я повел себя некрасиво, упорствуя в своей идиотской проделке, то я раскаиваюсь, так раскаиваюсь, что это нельзя передать словами.
Вернись, все забудется. На беду поверил ты этой глупой шутке. Вот уже два дня я не прекращаю лить слезы. Вернись. Ты должен быть мужественным, дорогой друг. Ничто не потеряно. Тебе нужно только сесть на обратный пароход. Мы снова заживем здесь очень открыто, очень спокойно. О! Я умоляю тебя! Впрочем, это для твоего же блага. Вернись, здесь все твои вещи. Я надеюсь, ты понимаешь теперь, что в нашем споре не было ничего серьезного. Ужасная минута! Но почему, когда я махал тебе, чтобы ты сошел с корабля, ты не сделал этого? Для того ли мы провели вместе два года, чтобы так расстаться? Что же ты будешь делать? Если ты не хочешь возвращаться, хочешь ли ты, чтобы я приехал к тебе?
И постскриптум:
Ответь скорее, я смогу остаться здесь только до понедельника, вечером я уеду. У меня нет денег, и я не могу отправить это письмо.
Я отдал твои книги и рукописи Вермершу.
Если я не должен больше тебя видеть, я пойду в армию или во флот.
Он думал, что это был лишь каприз, простая размолвка, каких они уже много пережили и за которой в скором времени последует примирение.
На следующий день курьер принес письмо от Верлена «с моря», помеченное «очень срочно», которое удовлетворило любопытство Артюра.
Сначала упреки:
Друг мой! Я не знаю, будешь ли ты еще в Лондоне, когда дойдет это письмо. Я все же считаю необходимым сказать, что ты, однако, должен, наконец, понять, что мне абсолютно необходимо было уехать, что я не мог больше терпеть эту жизнь, жестокую и полную беспричинных сцен, разыгрывающихся из-за одной твоей фантазии!
А вот и разгадка тайны: он направляется в Брюссель, куда вызвал жену. «Если через три дня все будет по-старому и жена не приедет, я всажу себе пулю в лоб».
Здесь Рембо, должно быть, лишь пожал плечами. Но постскриптум вывел его из себя: «В любом случае мы больше не увидимся».
Тогда он продолжил начатое накануне письмо, зная теперь, куда писать: «Брюссель, до востребования».
Дорогой друг, я получил твое письмо «с моря». На этот раз ты не прав, совсем не прав. Для начала, в твоем письме нет ничего определенного: приедет твоя жена или нет и когда приедет — через три месяца или три года — как знать? Что же касается самоубийства, то я, зная тебя, могу предсказать, как ты на самом деле будешь вести себя: будешь метаться, всюду бродить и всем надоедать в ожидании жены и смерти. Согласись, для нас обоих не секрет, что мы оба притворялись, когда ссорились. Но виноват все же ты, потому что даже после того, как я позвал тебя, ты упорно не хотел отринуть свои выдуманные чувства. Ты думаешь, что сможешь жить лучше с кем-то другим? Подумай! Ну конечно нет!
Только со мной ты можешь быть свободным, я же клянусь тебе, что буду, буду добрей, что сожалею о своей вине, что, в конце концов, я в здравом рассудке, что очень тебя люблю, что, если ты не хочешь вернуться или видеть меня, ты совершаешь преступление и будешь раскаиваться ДОЛГИЕ ГОДЫ, так как потеряешь всякую свободу, а в жизни у тебя будут одни несчастья, вероятно еще более ужасные, чем те, которые ты уже испытал. А потом вспомни, чем ты был до встречи со мной.
Ну, здесь Рембо перегнул палку: до встречи с ним Верлен был уважаемым поэтом, примерным мужем и счастливым отцом. Конечно, между ним и женой произошло несколько тяжелых сцен, но в августе 1871 года, удалившись в деревню, они пережили там второй медовый месяц; а сейчас он был почти забыт, у него камнем на шее висел бракоразводный процесс, и к тому же его открыто обвиняли в связях, противоречащих общественной нравственности!
В следующей части письма сообщаются домашние новости («мне пришлось продать всю твою одежду, но ее еще не забрали») и планы на будущее: «В понедельник я рассчитываю уехать в Париж, мой адрес будет у Форена». И под конец угроза: