«Верлен настаивал, как только мог, чтобы я остался с ним, — заявил Рембо. — Верно то, что в определенный момент он изъявил желание поехать в Париж, чтобы попробовать помириться со своей женой, и поэтому хотел мне помешать поехать туда с ним; но он менял свои решения каждую минуту, не останавливаясь ни на одном определенном плане. Вот почему я не нахожу никакой серьезной причины для покушения, которое он на меня совершил».
Пристрастие следователя раздражало Рембо: дело принимало опасный оборот. Следствие, может быть, будет проведено в Париже и — кто знает? — в Шарлевиле. Тогда, решив его приостановить, 19 июля он подал на имя судьи заявление, в котором просил не возбуждать «ни уголовного, ни гражданского иска», а также писал, что не собирается воспользоваться правом «требовать возбуждения уголовного дела против г-на Верлена». Другими словами, он добровольно отказывался предъявить гражданский иск, но этого было недостаточно для закрытия уголовного дела, уже возбужденного прокуратурой.
В тот же день, 19 июля, директор больницы Святого Иоанна передал следователю пулю, извлеченную из запястья Рембо, и сообщил ему, что раненый потребовал, чтобы его выписали из больницы.
Итак, Рембо был свободен, одинок, ошеломлен внезапностью происшедших событий и полон сожаления и горечи. Париж его больше не интересовал. Рана на руке заживала, через несколько недель от нее не останется и следа. Но душевная рана продолжала его терзать. Верлен будет осужден, в этом не было никакого сомнения, но и Рембо придется давать показания в суде, а потом о нем будут говорить еще и на другом суде, во время развода, в газетах появится его имя, в Париже разразится скандал, вся его жизнь может быть искалечена из-за этой дурацкой истории. И все из-за его упрямства: желая наказать Матильду, он наказал самого себя.
Эрнест Делаэ отмечает, что Рембо вернулся в Арденны через несколько недель2. Действительно, кажется довольно правдоподобным, что он дождался решения суда в Брюсселе. Это подтверждается также обнаруженным в 1947 году Матарассо рисунком на доске из красного дерева, на котором мы видим молодого человека в лихорадке, лежащего на кровати под красной периной. На табличке слева вверху можно прочитать:
Эпилог на французский манер.
Портрет француза Артюра Рембо, раненного своим близким другом, французским поэтом Полем Верленом, находившимся в состоянии алкогольного опьянения.
Писано с натуры Жефом Росманом у г-жи Пенсмай, продавщицы табака, на улице Бушер в Брюсселе.
Были найдены следы этого Андре Мари Жозефа Росмана (родился 31 января 1853 года) и г-жи Пенсмай, урожденной Анны Порсон, лавочницы (работала с 1872 по 1874 год3).
Итак, Рембо попал в меблированную комнату в одном из беднейших домов, над табачным ларьком.
28 июля по постановлению совещательной палаты Верлен предстал перед судом по обвинению в «ранении Артюра Рембо, повлекшем за собой нетрудоспособность последнего» (статья 399 бельгийского Уголовного кодекса). Тем временем парижская префектура собирала сведения, допрашивала знакомых Верлена, выясняя, как он вел себя во время Коммуны и каковы были его отношения с Рембо. Благодаря этому мы имеем донесение в характерном жандармском стиле, написанное следователем Ломбаром, писания которого мы уже цитировали. По его словам, эта драма «поставила с ног на голову весь Брюссель»; на самом деле пресса о ней не писала.
На глазах у матери одну или две недели тому назад у Верлена произошел спор со своим другом Рембо насчет денег, и после всех мыслимых оскорблений он выстрелил в последнего из пистолета, Рембо же стал звать на помощь. Мать Верлена, не зная, кто именно совершил попытку убийства, также позвала на помощь, и Верлен был арестован и заключен в тюрьму «Пти Карм», где ожидает приговора. Эти абсолютно достоверные факты можете проверить в Брюсселе. Возможно, что в Верлена из пистолета выстрелил Рембо, поскольку мне не удалось узнать в точности, кто именно стрелял.
8 августа Верлен предстал перед судьями шестой палаты исправительного суда. Рембо и г-же Верлен были присланы повестки в отель «Виль де Куртре», но так как они поменяли место жительства, оба в суд не явились.
Несмотря на все усилия, приложенные мэтром Нелисом из брюссельской коллегии адвокатов, защитником обвиняемого, Верлен был приговорен к двум годам тюрьмы строгого режима и штрафу в двести франков. Приговор был не слишком суров: намеренно ранив Рембо, Верлен выказал явное намерение убить его.
Осужденным и его адвокатом была подана апелляция, но кассационный суд 27 августа отклонил ее.
Верлен в наручниках был переправлен в тюрьму для военных и гражданских преступников «Пти Карм».
Рембо больше нечего было делать в Брюсселе, и он вернулся в Рош.
Примечания к разделу
1 В своих показаниях следователю в Брюсселе 12 июля 1873 г. Рембо ошибается и заявляет, что прибыл в бельгийскую столицу «во вторник утром». Утром во вторник, 8 июля, он все еще находился в Лондоне.
2 Э. Делаэ, Rimbaud (1906), с. 125.
3 Об этой чудесной находке объявил 5 апреля 1947 г. в Le Figaro littéraire Морис Монда. Она принадлежала Матарассо. О Жефе Росмане и о вдове Пенсмай (едва ли она существовала) см. статью Матарассо в Mercure de France 1 ноября 1947 г. О г-же Пенсмай-Порсон (она, вероятно, существовала) см. Д.-А. де Грааф, Mercure de France, 1 августа 1956 г.
Глава XI
В АНГЛИИ С ЖЕРМЕНОМ НУВО
В один прекрасный день, около полудня, Артюр прибыл на Вонкский вокзал. Мать, извещенная о приезде сына, уже ждала его. Можно представить ее горькое торжество:
— Я же говорила, что это плохо кончится. Бог всегда наказывает непослушных детей.
Она чувствовала себя глубоко оскорбленной, скандал приводил ее в ужас. Что касается Рембо, приехавшего с перевязанной рукой, вид у него был отнюдь не задиристый.
Если верить Берришону, Изабель, которой было тогда 13 лет, сохранила в памяти сцену возвращения брата. Артюр будто бы рухнул на скамью, повторяя сквозь слезы:
— О Верлен! О Верлен!
Может быть, он осознал в полной мере свою ответственность, так как именно из-за его чертова упрямства Верлен оказался в тюрьме. Между ними все было кончено — так не следовало ли ему остаться в Бельгии, сесть в Антверпене на корабль и уплыть в какую-нибудь далекую страну? Там он был бы свободен, а здесь, в Роше, он снова оказался в заключении.
— Что ж, все кончено…
— А твои бумаги, тебе их по крайней мере вернули?
Артюр привез с собой кипу страниц — материал для книги, которую предстояло теперь закончить. Можно поручиться, что Рембо и словом не обмолвился о компрометирующих стихах, конфискованных судьей.
Не мешкая семья вновь принялась за работу, нужно было собирать урожай.
«Унылая дыра» стала еще унылее, чем раньше. По дневнику Витали можно судить, что в Роше была поистине невыносимая тоска — она мечтала только о том, чтобы побыстрее открылся монастырь Гроба Господня в Шарлевиле.
Теперь и вовсе ничто, кроме гонорара за книгу, не могло помочь Артюру бежать. Недавние события были еще свежи в его памяти, это могло прибавить произведению резкости и натурализма. В то время как Фредерик орудовал вилами, а мать неутомимо вязала снопы, он сидел на чердаке, в единственном тихом уголке этой бурлящей вселенной. «Мой брат, — пишет Витали в своем дневнике, — не работал с нами в поле, он слишком серьезно был занят творчеством, чтобы позволять себе тратить время на другую работу».