— Или ты честно скажешь, где прячется твой любовник, или я решу, что произвел такое впечатление, что тебе понадобилось уединиться.
— Уединиться и поплакать, — невозмутимо отозвалась я. — Какое еще впечатление может произвести коронер, который боится пройти мимо седеющего мага?
— Витор не седеет, — рассеянно отмахнулся Марк, спрыгнув с подоконника, и хозяйственно прикрыл окно. — Можешь попробовать скормить эту байку недоумкам из консеквентерского отдела, они съедят и не подавятся.
— Жалоба на раннюю седину официально зарегистрирована в канцелярии, — напряженно ответила я и задернула занавеску — во избежание лишних свидетелей. — Что ты здесь делаешь? Только мне пытайся скормить мне байку про отчаявшегося влюбленного. Я тоже не консеквентер, знаешь ли.
Марк обернулся, нехорошо сощурившись, и мне стало неуютно. Слишком близко он оказался — настолько, что я чувствовала его тепло и чуть резковатый запах разгоряченного мужчины.
— Вот, значит, какого ты мнения обо мне? Думаешь, я ухаживаю за тобой, потому что мне приказали сверху?
Я отступила назад — и натолкнулась на прикроватную тумбочку, с которой немедленно упало несколько осколков злополучной вазы. Марк перевел взгляд на источник звука. На лице проступило узнавание — а потом неверие и шок.
Попытку перевести разговор на другую тему можно было считать окончательно и бесповоротно провалившейся.
— Это ведь тот букет, который я подарил, — выдохнул Марк. — Лави…
Я сглотнула, перебирая в уме возможные варианты ответа и ухода от разговора. Но талбот спросил совершенно не то, что я ожидала:
— Ланс угрожал тебе? — и схватил меня за руку, прижав мою раскрытую ладонь к своей груди. Под пальцами заколотилось так суматошно, будто этот сумасшедший всерьез собрался перейти дорогу князю фейри.
— Марк… — я удивленно моргнула и снова попыталась отступить — но тумбочка, разумеется, никуда не делась, а вот под босой ногой хрупнул глиняный черепок. — Ай!
Нога, по счастью, осталась цела. Черепок пропечатался на стопе тремя отчетливыми темно-красными полосами — но это я поняла уже потом, как-то отстраненно.
Тайник в моей комнате открывался только снаружи. Нужно было просунуть руку за шкаф и дернуть за маленький рычажок. Рука, что характерно, пролезала только моя — даже у Томной Эвы застревала.
Но, услышав вскрик, Ланс уже не смог оставаться в стороне — и заодно продемонстрировал, как ухитрялся пробираться в любые закрытые помещения, не потревожив ни охрану, ни замок.
В комнате резко потемнело, будто перед грозой. Запахло озоном и йодом. Марк, успевший усадить меня на постель, выпустил мою щиколотку и выпрямился, озираясь — и уставился на пустое место между кроватью и стеной за мгновение до того, как там противоестественно сгустились тени.
Ланс будто шагнул прямо из них. Тени выпускали его неохотно, оставляя чернильные разводы на лице и руках, — а потом, смирившись, переплавились в распахнутые во всю ширь крылья. Кончики уперлись в противоположные стены — и вековой кирпич, выдержавший долгие годы штормов, дождей и опаляющего солнца, начал осыпаться красноватой пылью.
Я поймала себя на том, что поджала ноги и отползла от края кровати, позабыв про задравшийся подол. Но в мою сторону, по счастью, никто и не смотрел.
Марк выступил вперед, закрывая меня собой, и, кажется, отчаянно жалел об отсутствии оружия. На лицо Ланса выползли острые пики подкожных узоров, закрывая его сплошной чернильной маской до самых глаз, превращая в чудовище из страшной сказки. Напружиненная поза коронера не произвела на фейри никакого впечатления. Ланс знал, что хватит одного прикосновения крылом — а дальше с противником удобнее всего будет разбираться при помощи веника и совка.
Марк это тоже понимал, но почему-то не спешил спасаться бегством. Мне казалось, что воздух в комнате наэлектризовался — даже дышать стало больно; но талбот все равно стоял, закрывая меня собственной спиной, и с упрямством форменного самоубийцы не двигался с места.
А я вдруг поняла, что дело действительно плохо.
— Хватит, — жалобно попросила я. — Кажется, теперь я понимаю, почему Его Величество всегда старался выглядеть человеком и наследника приучал…
От звука голоса в предгрозовой тишине вздрогнули все трое.