— Что ж, тогда я не смог бы соревноваться с рыцарями вашего сердца, — услышала она слова Крама и вздрогнула.
Действительно, мог ли мальчишка, даже такой привлекательный, как Виктор Крам, потеснить на пьедестале двух взрослых, невероятно умных и вместе с тем сложных мужчин?
Для Гермионы в одно мгновение всё стало просто и очевидно. Снова взглянув на Люпина, ей вдруг пришла в голову совершенно сумасшедшая мысль. «Что если сейчас самое время?» — подумала она. Может быть, именно в этот вечер, когда все тщательно стараются не вспоминать о войне и смерти, ей стоит наконец дать волю своим чувствам. Они с Ремусом уже так долго ходят вокруг да около, что этот хоровод рискует навсегда остаться замкнутым кругом. Гермиона хотела наконец понять, что тогда значил их поцелуй под омелой, изменил ли он что-то в отношении Ремуса к ней. Набравшись немного храбрости, она могла бы задать ему все эти вопросы. Кто осудит её за это? Только не сегодня! Завтра праздничное веселье сменится привычной военной тревогой и наваждение будет бесследно потеряно. А в этот вечер всё можно списать на слишком дурманящий пунш.
Дотанцевав с Виктором, Гермиона обменялась с ним любезностями и поспешила на воздух. Этот обманный маневр сработал на сто процентов — Люпин пошёл следом за ней. Тогда она постаралась увести его подальше от шумного праздника и вездесущих авроров. Безумный план уже плотно укоренился в её сознании, слегка замутнённом пуншем и мечтами.
— Виктор Крам снова не устоял перед тобой? — с улыбкой спросил Ремус, когда она обернулась.
За домом было темно и в тусклом свете их фигуры были едва различимы.
— Снова я так и не поняла, что он во мне нашёл, — пожала плечами Гермиона. — С его-то популярностью.
— Мужской вкус не определяется такими категориями, — усмехнулся Люпин.
— А какими же категориями он определяется?
Гермиона взглянула на Ремуса с вызовом. Впервые ей действительно хотелось услышать, что мужчинам нравится в женщинах, особенно тому, который стоял прямо перед ней.
— У каждого свои идеалы, — Люпин сделал ещё пару шагов и остановился. — Для кого-то важна красота: цвет волос, фигура, вкус в одежде. Для кого-то интеллект. А другим иной раз достаточно доброго сердца.
— А что важно для тебя?
Произнеся это вслух, Гермиона нервно сглотнула. На Ремуса теперь падал всего один луч света, пересекающий его лицо, параллельно большому шраму. В таком освещении он был и вправду похож на волка: что-то хищное блестело в его глазах, таилось в уголках губ, мелькало в движениях. И ей это нравилось.
— Признаться, я никогда об этом не думал, — ответил Ремус. — Пожалуй, гармония. Гармония внешняя и внутренняя. То, чего не хватает мне самому.
Гермиона подошла к нему ближе, почти вплотную и взглянула ему в глаза.
— Мне тоже её не хватает, — призналась она. — Я чувствую в себе постоянные противоречия. Я словно воюю сама с собой, со своими чувствами, своими мыслями.
На мгновение ею овладел страх. Имеет ли она право теперь всё сказать ему? Нужно ли Люпину её признание? Но идти на попятную было поздно.
— Мне так давно надо тебе это сказать, Ремус, — Гермиона до боли прикусила губы от волнения. — И я пойму, если ты посчитаешь это излишним и навязчивым с моей стороны.
— Ты никогда не была навязчивой! — возразил Люпин. — Напротив, я всегда был рад нашему общению. Милая, ты ведь не знаешь себе цены…
Эти слова придали ей уверенности. Пропади оно всё пропадом, и война, и Волдеморт со своими крестражами! Если завтра на них нападут, и она погибнет, то хотя бы об одном уже не придётся сожалеть.
Гермиона привстала на носочки и осторожно поцеловала мужчину в уголок губ. Медленно, робко, губами она мазнула по его щеке и затем замерла, ожидая реакции. И Люпин ответил на её поцелуй. Так же скромно, так же неторопливо, он захватил её нижнюю губу, мягко приподняв её подбородок двумя пальцами. Он приобнял её другой рукой, целомудренно касаясь только талии. Столько нежности было в его прикосновениях, столько ласки. Гермиона уступила ему во всём — она отвечала на его поцелуи, повторяя его движения, осторожно позволила себе положить руки на его плечи. Ей казалось, что всё это просто чары, розыгрыш Фреда и Джорджа, и через минуту Ремус просто растает в воздухе, как наваждение. Но он был реальным, безошибочно ощутимым и самым настоящим. Люпин не просто был рядом — это он целовал её, и в каждом его прикосновении было столько нежности, сколько никогда бы не поместилось в обычном человеке.
Ремус Люпин был необычным волшебником, необычным мужчиной. Свои страхи и комплексы, бесконечное чувство вины и заниженную самооценку он трансформировал в нечто позитивное. До чего грубыми могли быть Гарри или Сириус, очень похожие между собой, в эмоциональном порыве. Их ярость распространялась вокруг них с разрушительной силой. Ремус же никогда не смел так открыто выйти из себя. Даже в минуты отчаяния он сохранял самообладание. Его просто невозможно было не любить!
Но чем больше доброты он излучал вокруг, тем меньше соглашался принимать сам. И теперь Гермиона боялась лишь одного: что вся эта нежность, внезапно вырвавшаяся наружу, так же быстро вернётся в его подсознание. Ремус боялся любых эмоциональных порывов, путая человеческие чувства с волчьей натурой. Для него была страшна любая страсть. Как дикого зверя, его можно было спугнуть…
— Гермиона, я не хочу, чтобы ты меня неправильно поняла, — заговорил Ремус, немного отстранившись, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Умоляю, только не говори ничего о том, что всё это минутная слабость, — она покачала головой и робко улыбнулась.
— Что? Нет, конечно же, нет. Но обстоятельства таковы…
— Я ничего не хочу слышать об обстоятельствах!
Всё, что он собирался сказать, она и так могла себе представить. Ремус мог найти тысячу причин «почему нет» и ни одной «почему да». Война, ликантропия, разница в возрасте — все эти аргументы он готов был привести снова и снова, но с некоторых пор Гермиону не волновал ни один из этих пунктов. Она помнила его слова об отеческих чувствах тогда в больничном крыле, хотя они уже ничего не значили. Поцеловать, дважды поцеловать девушку, воспринимая её, как дочь? Даже смешно!
— Гермиона, я не хочу тебя обнадёживать, — учительским тоном сказал Ремус. — Мы не можем судить о будущем.
Она прикоснулась кончиками пальцев к его щеке.
— Именно! — её глаза широко распахнулись. — Теперь мы можем жить только настоящим. Поэтому я прошу тебя, Ремус, забыть обо всех «но». Они только в твоей голове. Тебя никто и ни за что не осудит, особенно сейчас, когда кругом смерть и горе. Мы можем взять этот кусочек счастья. Мы имеем право! Просто позволь этим чувствам быть.
Люпин мягко улыбнулся. Казалось, ей удалось убедить его, пробить эту железную броню его неуверенности. Он наклонился к ней за новым поцелуем, и она уже была готова встретить его губы. Долгожданной гармонии не хватило всего несколько сантиметров.
В небе заблестела голубая комета патронуса, направившись прямо в свадебный шатёр.
— Что это? — вздрогнула Гермиона.
— Бежим!
Недолго думая, Ремус схватил её за руку и сорвался с места. Они успели лишь к тому моменту, когда предсмертный голос Скримджера объявил, что Пожиратели близко. А дальше… Всё изменилось за несколько секунд.
Из неоткуда появились Пожиратели и принялись убивать авроров одного за другим. Билл и Флёр оборонялись, не отходя друг от друга ни на шаг. Миссис Уизли взглядом искала своих детей в толпе, а близнецы в свою очередь старались увести мать в дом. Сириус с небывалой силой атаковал Пожирателей. Он рассекал воздух палочкой так, словно рубил мечом, и был похож на короля Артура из средневекового эпоса.
Ей не сразу удалось достать свою палочку. В этом некоторое время и не было надобности: Люпин закрывал её собой и не давал ни одному заклятию угодить в её сторону. Но чем дальше они продирались сквозь толпу, тем ожесточённее была схватка. На пару мгновений они остановились около северного входа в палатку. Люпин обернулся к ней и, схватив за плечи, быстро заговорил: