В этой угнетающей атмосфере Гермиона удачливо скрывала свои собственные страхи. Её нервозность и отсутствие аппетита объяснялось беспокойством за Гарри. Миссис Уизли как прежде атаковала своей заботой, но не так настойчиво. Даже Ремус не понимал, что было истинной причиной её тревожности.
— Скоро всё закончится, милая, — ободряюще говорил он, целуя её в лоб перед сном.
В контексте её снов эта фраза приобретала совершенно другой смысл. Цепляясь взглядом за пиджак Люпина, Гермиона невольно пыталась смахнуть с него пыль и стереть мерещившуюся ей кровь. Она стала жутко суетливой и с трудом контролировала вспышки раздражения. Её выводили из себя шутки близнецов или угловатость Рона, неутолимый авантюризм Сириуса или излишний пафос Гарри. Впрочем, глубоко внутри она понимала — всю её беспричинную агрессию порождал стресс. Единственная возможность от него избавиться — просто пережить тот день, когда Гарри отправится в Хогвартс и вернётся оттуда живой, победивший Волдеморта.
От Снейпа не было никаких вестей. После неудачи в Малфой-мэноре ему наверняка пришлось несладко. Беллатриса могла наболтать лишнего о нём Волдеморту, да и подставить его ей ничего не стоило. Несмотря на то, что их поединок с Люпином выглядел очень натурально, Снейп всё же отступил, потерял ценного свидетеля и толком не добился никакой информации. За все эти промахи его могли наказать…
Впрочем, все соображения о прошлом, Гермиона очень скоро отбросила. У неё не выходила из головы мысль, что в нужный момент ей придётся разорваться, а это даже в теории было невозможно. Маховики уничтожены, рассказать обо всём Гарри или Рону она не могла, но на всякий случай начала укладывать в свою сумочку всё необходимое: бинты, корень асфоделя, противоядие, несколько кровоостанавливающих и заживляющих зелий. В общих чертах Гермиона представляла, как спасти Снейпа. Если действовать грамотно, без суматохи и по инструкции, то даже смертельные укусы Нагайны можно было вылечить. Вопрос лишь в том, чтобы успеть вовремя.
После ужина Гермиона торопилась уйти в комнату: ей хотелось побыть одной, чтобы морально подготовиться к завтрашнему дню. Сначала она думала пойти в библиотеку, заодно почитать что-то приободряющее перед сном, но Джинни сказала, что там они планируют встретиться с Гарри. Мешать возможно последнему свиданию друзей Гермионе хотелось в последнюю очередь.
Торопливо она поднялась на второй этаж и уже с облегчением вздохнула, когда перед ней выросла фигура Люпина.
— Ты сама не своя, — обеспокоено сказал он и ласково заправил прядь волос ей за ухо. — Что с тобой?
— Я… просто устала, ничего серьёзного, — Гермиона с трудом изобразила улыбку в надежде, что она выйдет правдоподобной.
Получилось не очень убедительно. По выражению лица Ремуса, а вернее по его взгляду — пытливому и провоцирующему, она всё поняла. Так смотрит учитель на ученика, когда тот врёт, что выучил урок. Сдавшись без боя, она виновато опустила глаза.
— Зайди, пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.
Люпин послушно шагнул в комнату. Им предстоял непростой разговор, и он будто бы это почувствовал. Гермиона же испытала сильнейший приступ паники и полнейшую парализацию собственного рта. Мысли в её голове хаотично метались из стороны в сторону, не в состоянии построиться в грамматически верный ряд. С чего начать? Как объясниться? Гермиону спасало лишь то, что Ремус был терпелив. Он молча зашёл внутрь, прошёлся вдоль стены слева и осторожно, спросив разрешения, присел на край её кровати. Очень благородно с его стороны было таким образом потянуть время, чтобы дать ей возможность преодолеть себя.
Набрав воздуха в лёгкие, Гермиона постаралась произнести свою просьбу как можно спокойнее.
— Ремус, — неуверенно начала она. — Ты… тебе не следует… В общем, я прошу тебя, не участвовать в завтрашней операции.
Как нелепо, господи, — в тот же миг пронеслось у неё в голове. Гермиона никогда не страдала косноязычием и привыкла чётко выражать свои мысли, но сейчас всё вышло настолько глупо и неказисто, что ей самой сделалось противно. Разве можно после такой нелепой фразы ожидать согласия?
К её удивлению, Люпин не торопился задавать ей вопросы. Он даже не удивился, как будто знал, что она ему скажет. Его спокойствие приводило её в бешенство. От волнения и приступа тошноты Гермиона боялась дышать ртом, но иначе уже не могла — ей не хватало свежего воздуха. Забыв о собственной палочке, она бросилась к окну. Старая деревянная рама хрустнула, и в комнату ворвался прохладный майский ветерок. Впрочем, даже этот прилив свежести не мог заглушить разгоревшегося пожара на её щеках.
— Моя милая девочка, я понимаю твоё беспокойство, — мягко потянул Ремус. — Но уверяю тебя, что это безопасно. Снейп и Кэрроу одни, мы с ними быстро справимся. Они просто уйдут и никто не пострадает.
Наивность его слов вызвала у неё мурашки. Гермиона обняла себя руками, нервно поглаживая ворсинки своей кофты. Она не имела права молчать. Им не стоит больше врать друг другу.
— Брось, Ремус, ты знаешь, что всё будет по-другому, — возразила она, не оборачиваясь. — Слепой оптимизм сейчас ни к чему. Будем честны и скажем наконец то, что все боятся признать: как только Снейп и Кэрроу покинут замок, Волдеморт решит напасть, и начнётся настоящая бойня. Завтра будет война. Самая страшная в нашей истории.
— Пусть так, — Люпин говорил чересчур спокойно, даже с толикой усмешки в голосе. — Но это ведь не означает, что все мы завтра обязательно умрём! А даже если и так, то всё это не забавы ради. Боже мой, Гермиона, наше будущее в наших руках! И я хочу — я абсолютно в этом уверен — я хочу, чтобы мои дети, если им суждено родиться, никогда не знали, каково это — жить в страхе перед одним сумасшедшим фанатиком, помешанном на чистоте крови и своём величии.
После этих слов ей было страшно обернуться. От нежности его голоса, от дурманящего романтизма его слов ей стало тесно в собственном теле. Вся его былая серьёзность улетучилась в одно мгновение. Кто сказал всё это? Какой-то юноша с задатками революционера, вольнолюбивый поэт и мечтатель. Если не видеть его лица, никто и представить не смог бы, сколько всего пришлось вынести этому человеку. Несмотря на жизнь, полную угнетения и несправедливости, Люпин всё ещё верил в счастливое будущее. Он верил, что оно у него, как минимум, может быть.
С тяжёлым сердцем Гермиона украдкой взглянула на него. В его волосах прибавилось седых прядей, а рубашка на спине слегка измялась. И всё же этот мужчина, сидевший на её постели, был слишком хорош для того, чтобы смерть завтра поманила его за собой. Ощутив комок в горле, Гермиона старательно попыталась задушить предпосылки истерики. Как спасти его? Что сделать?
Она подошла к нему, выждав, пока он посмотрит ей в глаза, и только после этого опустилась перед ним на колени. Люпин одарил её изумлённым взглядом. Ему и в голову не могло прийти, к чему была эта излишне драматичная поза.
— Умоляю тебя, прошу, просто не ходи туда, — шёпотом выдавила из себя Гермиона. — Останься. Останься со мной!
Его ладони ласково коснулись её щёк.
— Гермиона, я не умру.
Как легко слетело это обещание с его губ! Если бы только это могло быть правдой… Милый Ремус, он и подумать не мог, что страх Гермионы — совсем не пустая истерика. Переубедить его, казалось, совершенно невозможно. Опасность для него ничего не значила, он и жизнью готов рискнуть ради своих принципов, потому никакие абстрактные доводы его не проймут. Оставалось одно — рассказать ему всю правду.
Гермиона взяла его руку, отведя от своих щёк, и ласково погладила обветрившуюся кожу. Его ладонь была такой большой по сравнению с её, такими длинными были его музыкальные пальцы. Мы не выбираем нашу судьбу, это правда. Как могла сложиться жизнь Люпина, если бы Сивый не обратил его в детстве? Он мог бы стать хорошим аврором или врачом, сделать успешную карьеру практически в любой области. А его преподавательский талант! Таких учителей ещё надо было поискать! Но исправить прошлое невозможно, изменить можно только настоящее и попытаться не допустить ошибок в будущем… Гермиона с великой осторожностью поцеловала костяшки его пальцев и подняла глаза.