— Если ты вступишь в эту битву, — произнесла она, — ты умрёшь, Ремус Люпин.
Подобные заявления оставляют за собой целый шлейф вопросов и внезапно ставших важными деталей. Поэтому Гермионе пришлось выложить Ремусу всё, что она знала, всё, о чём ей сказал Снейп. Она говорила быстро и чётко, словно пересказывала домашний параграф, не упуская определений и даже описания схем. Она не умолчала даже о Гарри, хотя изначально не собиралась рассказывать свои сны полностью. Менять план было уже поздно, хотя где-то глубоко внутри Гермиона понимала, что своим молчанием может погубить и лучшего друга.
Люпин слушал её внимательно, но молча. Жестом он попросил её подняться с колен и сесть рядом. Пока Гермиона говорила, он смотрел куда-то вниз сквозь свои ладони, ни разу не повернувшись к ней и не задавая даже уточняющих вопросов. Его лицо не меняло своего выражения — улыбка пропала, но никаких новых эмоций за эти несколько минут не появилось. Когда монолог Гермионы завершился её тяжёлым вздохом, Люпин только покачал головой. Он вынул из своего кармана шоколадку — Мерлин, у него что там, шоколадная фабрика? — и протянул ей. Они оба понимали, что от этого, увы, не полегчает.
— Чары провидения… — задумчиво произнёс он и хмыкнул. — Как я не догадался. Когда Сириус спросил у меня о них, я сразу понял, что он интересуется не просто так. Я понимал, что тот, на кого они наложены, сейчас жутко страдает, — чары нерушимы, они иссякнут только в том случае, если разорвётся магическая связь с тем, кто в них присутствует. Я поставил на Гарри и приглядывал за ним, а всё это было с тобой…
В его голосе отчётливо была слышна досада. Гермионе сделалось стыдно: собственный страх заставил её всё это время скрывать от него правду, которую он заслуживал знать.
— Прости, — сказала она. — Я боялась тебе рассказать…
— И поэтому рассказала Снейпу? — ответил Ремус с горькой усмешкой.
Его вопрос был риторическим. Означало ли это, что Гермиона больше доверяла Снейпу, чем ему? Она и сама не знала. Так странно, ведь Люпин на самом деле тоже мог ей помочь с этим разобраться. Его знания в чарах ничуть не уступали Снейповским, но она отчего-то всё же доверилась второму. Почему? Раскаиваться в этом было уже поздно.
— Я хотела, но… Это всё равно не изменило бы хоть что-нибудь, — Гермиона виновато поджала губы и с надеждой на понимание посмотрела на Люпина.
— Ты права, — кивнул Ремус. — Это не изменило бы «что-нибудь». Это изменило бы всё.
Он наконец повернулся к ней и коснулся ладонью её щеки. В его глазах, помутневших от усталости и грусти, затаилась вся нежность, на которую он когда-либо был способен. О таком взгляде можно было только мечтать. Как у Фицджеральда: «Он смотрел на неё таким взглядом, о котором мечтает каждая девушка». Гермиона и представить себе не могла, что на неё могут так смотреть.
— Я говорил тебе, как красивы твои глаза? — полушёпотом спросил Люпин. Чуть согнув кисть, он очертил пальцами линию её скул.
— Нет, — затаив дыхание, ответила Гермиона.
Тогда Ремус подался вперёд и по очереди поцеловал её закрытые веки.
— Я говорил тебе, какая нежная у тебя кожа?
Она снова услышала его голос, но теперь у самого уха. Избегая прямого контакта с ней, он щекотал своим тёплым дыханием её шею. Его шумные вздохи были созвучны морскому прибою: с каждой новой волной надвигался шторм, и морская сила тянула в самый тёмный омут. От этих ощущений у Гермионы закружилась голова. Нервно облизав губы, она снова ответила:
— Нет.
Что может чувствовать человек после того, как узнает, что ему осталось жить не больше одного дня? Иногда Гермионе приходили в голову подобные мысли. Чем бы она занялась, получив такое пророчество? Как и все, наверняка она поспешила бы завершить начатые дела, расставить все точки над «i» с теми, кому она что-то недоговорила, постаралась бы успеть то, что долго откладывала. Она торопилась бы жить, жить так, как всем всегда хочется, но не можется из-за каких-то правил, принципов и ощущения, что на это ещё найдётся время. Именно эту спешку Гермиона ощутила в прикосновениях Ремуса, в его торопливых поцелуях и дразнящих вопросах. Он был прав — это изменило бы всё. Быть может, его сомнения были бы развеяны раньше и ему хватило бы смелости первому проявить инициативу. Но могло быть и наоборот. Зная о скорой смерти, Люпин мог и вовсе оттолкнуть её под предлогом того, что с ним у неё точно не будет никакого будущего. Так, может быть, хорошо, что она ему ничего не сказала?
Гипотетическая реальность, временной парадокс, вся жизнь, сотканная из «если» — как же она устала от всего этого. Ей хотелось просто забыть о своих снах, о страхах, о боли, потерять способность думать и сбросить с себя эту чёртову ответственность за каждое слово. К счастью, сейчас ей услужливо предоставили такую возможность.
Ремус ушёл перед полуночью, за несколько минут до того, как вернулась Джинни. Подходя к двери, он всё ещё шутил о духе авантюризма и неустанно сыпал комплиментами.
— Ты совсем меня избалуешь, — улыбалась Гермиона. — Девушке нельзя так много говорить, что она красива. Не боишься, что я зазнаюсь?
— Я говорил тебе об этом слишком мало, чтобы ты зазналась, — усмехнулся Ремус. — К тому же, когда ещё я успею наверстать упущенное?
Неловкость, посеянная случайно всплывшей темой смерти, могла всё испортить, но Люпин не дал этому случиться. Прежде, чем Гермиона успела почувствовать себя виноватой, он широко улыбнулся ей, а затем коснулся губами её виска. Почти неразличимый шёпот раздался над её ухом:
— Я люблю тебя, Гермиона Грейнджер.
========== Глава 36 ==========
2 мая 1998 года. Этот день был обречён стать самым чудовищным и великим во всей магической истории. Гарри Поттер, проникнув в Хогвартс, запустит механизм бомбы замедленного действия, последствия которой будут необратимыми. Все это знали, но никто не выступил против. Так оно и должно было быть.
Для Гермионы он начался так, словно она рухнула головой вниз с обрыва. Едва открыв глаза, она уже знала, что не сомкнёт их в ближайшие сутки ни на минуту. Аппетита с утра совершенно не было, но не спуститься к завтраку означало доставить лишние хлопоты миссис Уизли и вызвать ненужное внимание к собственной персоне. Гермиона предпочла этого избежать.
Когда Гарри с Невиллом и Джинни отправились в Хогвартс по тайному ходу, члены Ордена аппарировали в Запретный лес, на границу защищаемой зоны. Идти по одному пути было опасно, поэтому все волшебники разбились по группам. Кингсли предупредил всех, что в случае нападения обязательно нужно послать патронус — чтобы другие члены Ордена знали об опасности. Никто не исключал того, что Пожирателей в Хогвартсе больше, чем им было известно. К счастью, все опасения оказались напрасными, и до замка добрались все в целости и сохранности.
Они вошли в Большой зал как раз в тот момент, когда Гарри появился из строя гриффиндорцев. Вся его ненависть, вся боль и обида обрушились на человека, убившего Альбуса Дамблдора. Казалось, Гарри готов был расквитаться с ним один раз за все прошедшие семь лет. Он был ослеплён своей ненавистью к Снейпу, этого ничто не могло изменить.
Едва шагнув из-за спины Кингсли, Гермиона с трудом сдержалась, чтобы не броситься между ними. Она была единственной в этом зале, кто знал о Снейпе то, о чём другие и догадаться не могли. Его тайна — тайна, которая могла бы очень многое изменить, оставалась нераскрытой, и выдать её сейчас было бы просто немыслимо. Гермионе оставалось лишь молча наблюдать за тем, что происходило между её лучшим другом и мужчиной, которого она всё-таки любила.
Снейп направил палочку на Гарри, но не торопился атаковать. Поттера тут же оттолкнула профессор МакГонагалл — именно она начала дуэль. Снейп легко отбивал её атаки и всё же отступал. Гермиона сначала не могла понять, в чём дело: поединок выглядел так, словно это МакГонагалл оттесняет противника назад. Но только присмотревшись, она разглядела совсем другой план этой схватки: Снейп сам отступал. Отбивая первую атаку, он вывел из строя обоих Кэрроу, а затем предпочёл только защищаться. У него была возможность атаковать и кардинально изменить перевес в свою пользу — Гермиона прекрасно помнила его дуэль с Ремусом. При всём уважении к профессору Макгонагалл, она действовала значительно медленнее и поначалу не очень решительно, поэтому справиться с ней Снейпу не составило бы большого труда. Если бы он того хотел.