Той ночью я не спала, терзаемая невероятным страхом. Я плакала и молилась всю ночь. Я бы отдала все на свете, чтобы он поправился. Может, это все сон, никакой болезни нет?
-Почему ты мне не сказал?
-Так было бы лучше, лучше оплакивать уход человека, чем его смерть.- впервые в жизни я чувствовала себя беспомощной. Я постоянно была рядом с ним, читали вместе книги, искали историю исцеления. Люди говорят, что надежда должна умирать последней. Но это ложь- последним умирает человек. Возможно, в пургу люди тоже надеются на потепление, но что толку- их тела уже окоченели. Я шла по улице, не разбирая пути, слезы застыли на глазах, прохожие любопытно вглядывались в мое лицо. Вызвав раздражительную улыбку, я побрела домой, приказав глазам не плакать. Я думала лишь об одном- почему он? Все говорят- Всевышний срывает только самые лучшие цветы, но за что? Неужели скоро Земля будет гнить в сорняках?
Я не верю словам врачей, что своим раздражительным тоном заявляют: «Мы сделали все, что в наших силах. Будьте реалистом, вашему парню еще не долго». И звучит так равнодушно, будто это совсем обычная фраза. А я не могу в это поверить. Ночью меня посещают видения, я не сплю, с ужасом вглядываясь в экран телефона. Я так боюсь. И ничего не можешь сделать.
-Ты как?
Арлан похудел, был бледен, темные мешки под глазами. Но он по-прежнему был прекрасен.
-Хорошо,- оптимистично улыбнулся он. Ему приписали морфий, он испытывал адские муки.
Арлан часто спал, я сидела рядом с ним. Он дал мне свой дневник, где он описывал свои дни.
«Мама раньше говорила, что у каждого такая смерть, которую он заслужил. Но не мог же я за 19 лет так нагрешить! Иногда я задаюсь вопросом: почему именно я? Почему все отморозки и кретины спокойно доживают свой век, а я же испытываю дикую боль. Но потом я думаю- а почему кто-то другой? Вероятно, вы так и не поймете меня- читать о боли и чувствовать боль- не одно и то же. Но, тем не менее, я попытаюсь.
Сегодня я поспал 3 часа. Меня обжигает боль, словно языки адского пламени. Я испытал ад на земле, и все из-за этой болезни. Иногда я кричу, срываюсь на маму. Каждый день ко мне приходит медсестра, ставит уколы. Попала в вену с третьей попытки, моя рука больше напоминает дартс. Я уже не злюсь, нет смысла обвинять человека, которому в принципе плевать на тебя, который не чувствует то же, что и ты. Я не пью те таблетки, что выписал мне врач. Не вижу смысла, их выписали лишь для того, чтобы отмахнуться от меня. Они сами отправили меня домой как безнадежно больного, бросили в лапы болезни. Раньше были – я, врач, болезнь. Теперь я остался наедине с ней. Похоже, у каждого больного такой итог- они отправляются домой. Интересно, что испытывают люди, когда умирают?
Но я же так молод! Я так люблю жизнь! Никто не верит в мое выздоровление, я как-то подслушал мамин разговор, она говорила: «Это смертный приговор. Никогда не слышала, чтобы люди выздоравливали». А я слышал. Я непременно стану одним из них. Я выживу всем назло.
Я часто не понимаю тех, кто убивает себя, я бы с радостью сейчас поменялся с ними местами, но меня никто не спрашивал. Господи, почему именно я?! Иногда наблюдаю из окна за своими сверстниками- они веселятся, гуляют, влюбляются, целуются, они ЖИВУТ. У них так красиво причесаны волосы, я же вечно хожу в кепке, невозможно смотреть на свои редкие короткие волосы. У них впереди целая жизнь, а меня впереди ждет одна смерть. Нет, всех впереди ожидает смерть, но не так скоро, как меня. Боль пытается подчинить меня себе. Когда все тело словно обливают кипятком, я, скрипя зубами, устремляюсь в окно, отыскивая звезды. Нет уж, я не сдамся тебе. Ты можешь терзать меня сколько угодно, но не сломить меня. Ты словно жестокий грабитель караулишь невинные жертвы в темном переулке, кого-то убивая разом, лишь счастливцам удается спастись. Когда уже создадут лекарство? Мне уже тяжело.
Выгляжу не очень, и это мягко сказано. Я должен быть сильнее, ведь не только у меня рак, не только я болен. Часто вспоминаю Миладу, вернее, всегда. Мысли о ней- как спасение. Я люблю ее. С ней даже боль сладка. Прежде, чем все погасло, в моей голове появилась она.
Вспоминаю, как начал курить, повторяя: «Мы ведь все равно умрем, жалко умирать здоровым». Вот дурак. Те проблемы, над которыми я печалился, лишь мелочи. Если бы я знал, что мне предстоит испытать, ценил бы каждый момент жизни.
Потом страшный диагноз, перечеркнувший мою жизнь. Курс изнуряющих химиотерапий, невыносимых болей и дотошный страх смерти. Лекарства стали меньше помогать(знаете, я был словно наркоман, зависимый от обезболивающих), коварный рак научинлся приспосабливаться к ним. В моем организме велась гражданская война, здоровые клетки сдавались в плен, изредка героически подрывая себя гранатой. Иногда мечтаю переселиться в другого человека, в кого-то без рака.
Наступил новый день, я благодарен Богу за него. Ведь с моим диагнозом ты не знаешь, проснешься ли завтра, а ведь совсем недавно я бы никогда не подумал, что это коснется и меня. Я был так далек от этого. Скитания по больницам, курсы химиотерапий лишь продлили мою жизнь, меня выписали из больницы как безнадежно больного, мне остается лишь ждать, когда я умру. А мне ведь всего 19 лет! Господи, так не хочется умирать! Только лишь умирая, мы осознаем ценность жизни, потраченную впустую. Ведь я все откладывал на потом, думая, что у меня в запасе целая жизнь. А жизнь оказалась такой короткой.
Мне всего 19. Эта проклятая болезнь не разбирает, кого ударить, ей не важно, молод ты или стар, грешен или невинен. Это зло, убивающее людей и их родных. Мама казнит себя за то, что ничего не может сделать. Я игнорирую ту боль, что словно раскаленная лавина медленно течет по моим жилам, пронзая нестерпимой мукой. Эта боль выдавливает из груди истошный крик, но я научился игнорировать боль. Крик, вырывающийся из груди, оглушает, ты, словно загнанный зверь, забиваешься в угол, не в силах ни спастись, ни биться.
Я потерян в том, чего нет. Чувствую себя паршиво, все время боюсь, что кто-то ворвется однажды ночью и разрушит мою бессонницу. Которую ночь без сна, пачкая альбомные листы мертвой черной краской. Среди этих чернил проглядывает силуэт. А есть что-то особенное во тьме. Я вечно бледен. Чего бы я хотел больше всего? Сидя в этой теплой комнате, я мерзну. Раскрываю душу этим альбомным листам, вроде как должно полегчать- но ни черта подобного.
Я хочу, чтобы меня услышали, при этом ни звука не произнося. Я злюсь на это мертвящее молчание, чем более оно длится, тем более я ощущаю себя потерянным. Потерянным в том, чего попросту нет. Жертвую сном, чтобы не уснуть навсегда. Главное, чтобы меня не лишили всего «живого», что еще есть. Я прошу о малом, но и этого лишили меня.
Мои эмоции- словно фейрверк, я бы хотел зажечь их и любоваться ими, глядя на небо; вместо этого я держу все в себе, они и взрываются где-то внутри, но я уже этого не вижу.
Мама каждое утро тихо подкрадывается к моей кровати, чтобы проверить, жив ли я. Я намеренно подтягиваю одеяло, чтобы успокоить ее. Сам не знаю, жив ли, просто обязан сделать это. Нас часто навещают гости. Терпеть не могу это! Жалости еще не хватало мне. Они бормочут что-то вроде: «Молодой же, выздоровеет», при этом в глазах читается, будто это наша последняя встреча. Я демонстративно усаживаюсь в кресло, надевая наушники и скрестив руки на груди. Пусть в реальности я обречен, но в мечтах я не тут. Я не обязан их слушать. Маме это не нравится, но, тем не менее, она понимает мой поступок. Мама стала больше молиться за меня. Недаром, слово «могила» и «молитва» созвучны. Беда и атеиста научит молиться.
Я постоянно разговаривал с Миладой. Сейчас я горел смертельным желанием увидеть ее снова. Кто-то мечтает увидеть Париж и умереть, а я бы хотел увидеть ее, а там и умирать не так страшно. Такая убийственная тишина, весь город спит, возможно, и моя любимая тоже. Луна любопытно вглядывалась в окно, как бы пытаясь разглядеть через шторы мой уставший одинокий силуэт. А я завидовал Луне, каждый день видевшей ее. Галлюцинации уже пугают, иногда несу бред. Но все мои мысли только о ней».