— Два попадания из десяти - это хорошо для первого раза, — заключил Юнги, приводя партию мишеней в порядок.
Отерев испарину, Эсперанса натянуто улыбнулась и прошипела:
— Вот только не надо льстить!
— Я мотивирую, — поправил Юнги, подходя ближе. Он зашёл к ней сзади и обнял, протягивая ладони к запястьям, промурлыкал на ушко: — Давай попробуем потренироваться вместе.
Прикусив губу, Эсперанса встала в позу, ощущая холод рукояти и тяжёлое дыхание падре, слушая его обволакивающий голос, звучащий откуда-то извне. Закусив губку, она вжалась в его тело.
— Не напрягай руки слишком сильно, не вытягивай корпус, словно ты собираешься прыгать или удариться в танец, но и не расслабляйся. Здесь важен баланс, — он осторожно обхватил её ладони. — Дальше…
— Мы снимаем с предохранителя, — ловкие пальчики сдвинули флажок. — Взводим курок.
Слаженный щелчок. Однозначно возбуждающий: Юнги слышимо причмокнул губами, предвосхищая благополучный исход.
— Прицеливаемся и давим на спуск, — без запинки отрапортовал чувственный голосок. — Правильно?
— Правильно, — восхитился Юнги. — Готова попрактиковаться ещё разок?
— Запросто, — сказал она и мастерски вернула очки и наушники на места.
Стрелять под его руководством ещё труднее или нет - невозможно. Силясь подвести целик к центру бутылки, Эсперанса вдруг поняла, что ей управляют, что Юнги можно спокойно довериться, перекинуть вес ствола. Следовало внимать его уроку и запоминать.
Первый выстрел - стекло вдребезги. Дурман маленькой победы. Теперь Юнги доволен. Он откинул её волосы в сторону и прижался губами к надплечью, так неожиданно, что она выгнулась, но не отстранилась. Вперившаяся в зад жёсткая ширинка его джинсов напротив распаляла интерес.
Юнги чуть сдвинул наушник, отправляя под него бесстыже низкий голос.
— Сосредоточься, Хосок.
И это оказалось круче, чем шторм отдачи. Пистолет нырнул вниз: сказались усталость и испуг.
— Хо-со-к.
Прищурившись, он настроился и выбил три мишени подряд, после чего руки святого отца скользнули вниз по талии, обхватывая бёдра, а пистолет опустился окончательно.
— Ох, как ты быстро учишься, — прохрипел Юнги.
Хосок догадывался, что его возбуждает подобное. Чуть развернувшись, он увидел в его глазах опиум.
— Стало быть, ты гордишься Хосоком. Ну и как оценишь мои навыки?
Он придвинулся ближе с желанием поставить оценку печатью, но она не далась и вывернулась с вопиющей насмешкой. До состояния бешенства Юнги далеко, но кулаки он сжал так сильно, что на ладонях остались следы от ногтей.
— Пожалуй, на сегодня хватит.
— Святой папочка дуется, да? — она неожиданно мощно пришлёпнула его по заду и, ойкнув, подула на ушибленную ладонь.
— Видишь? Не стоит меня дразнить, — нравоучительно заметил Юнги. — Мгновенная карма.
Смирившись с непробиваемостью Юнги, Эсперанса предложила прогуляться поблизости, подышать свежим воздухом, так как городская пыль ей порядком надоела. Идя вдоль дорожки, усеянной с одной стороны сиреневыми цветочками безвременника, а с другой отцветшими кустами дикой розы, Эсперанса держала спутника под локоть, и их разговор наконец ушёл как можно дальше от кошмарных сектантских историй и мафиозной подоплеки.
— Скажи честно, Юнги, ты хотел бы вернуться в родительский дом?
Он пожал плечами, но взгляд заметно оживился: думал об этом не раз. Как вернётся туда, выкупит дом у знакомого обратно, отремонтирует всё и будет ходить на охоту, пройдётся по тамошним сказочным тропкам…
— Может и так. Но наше «хочу» постоянно не совпадает с «могу».
— Тебя держит верность Тэхёну.
— Нет, это мои принципы, прежде всего, — Юнги взял её за руку, совсем как это делают пары, и у Хосока на щеках проступил румянец, ему стало жарко. — Тэхён сильный малый, он бы справился и без моей поддержки. Тем паче, что у него есть таковая.
— Мне так жалко их… — искренне посочувствовала Эсперанса. — Что за дурацкая судьба?
— Сложилось. Славно, что они вместе.
Упоминание нелёгкой доли Чимина довело до разногласий. Юнги не считал, что ему сложно. Тэхёну - намного труднее. Но если на то пошло и компромисс «ладно» ведёт к благосклонному взгляду поведённых глазок, то Юнги препираться не станет.
— А тот мальчик, который рос с ними… — спросила Эсперанса. — Тэхён часто вспоминает его?
Юнги хмыкнул и мотнул головой. Тема под табу. Ни он сам, ни Тэхён с момента исповеди не возвращались к ней ни единого раза. И не только потому, что тяжело. О мёртвых либо хорошо, либо никак.
…Тут Эсперансе в голову пришла захватывающая идея: вкатить пикап в лес, на ту самую тренировочную опушку и, переночевав под открытым небом, продолжить обучение и завтра. Юнги пришлось заехать с другой стороны, но миссию он выполнил, погасил двигатель и вскинул взгляд в небо.
— Уверена, что хочешь остаться? Ночью может и дождь пойти.
И Юнги понял, зачем она взяла с собой два мешковатых рюкзака: во втором таился свёрнутый плед, что уже расстилали в кузове.
— То есть, ты с самого начала это планировала? — рассмеялся он.
— Вспомнила, что ты любишь походные условия, — подмигнула она и наклонилась, открывая вид на округлые ягодицы.
Откашливаясь и с усилием отрывая внимание, Юнги отправился собирать хворост. Когда стемнело, они развели костёр и приготовили полуфабрикаты, какие Эсперанса предусмотрительно прихватила с собой. Сидя на брёвнышке, они долго разговаривали, снова о жизни, родителях, беспутных и роковых ошибках молодости, какая не посмеет закончиться, покуда им не захочется самим. Ветер прогуливался вокруг и рядом, по небу, где не клубились тучи, в избытке рассыпало звёзд, а в костерке потрескивали прутики.
Наевшись досыта и отсмеявшись в очередной раз, она привалилась к его плечу и затихла, сжимая пальцами предплечье. Юнги заботливо приобнял её и чмокнул в висок. Получилось гармонично, само собой. Отец часто ласкал так мать, и Юнги всегда испытывал приток тепла и ревности по этому поводу. Пожалуй, с таким раскладом он бы вернулся домой, улетел, испарился или отправился бы куда угодно. В Хосоке чувствовалось что-то непомерно родное.
Отступиться от всего и забыться здесь, как необходимость взять перерыв. Связь тут не ловила, и Юнги подозревал, что если понадобится Тэхёну или кому-нибудь ещё, то ситуация примет плохие обороты. Впрочем, одна ночь. Всего одна ночь. Её бы стоило похитить.
Эсперанса посидела в тесной близости ещё немного, полюбовавшись язычками огня, и вдруг томно выдохнула:
— Я хочу тебя…
Он опустил руку на талию.
— …попросить кое о чём.
И вернул обратно на плечо, проронив:
— Да?
— Сейчас, — Эсперанса заглянула в машину, а вернувшись, вложила в его ладонь холодный стальной предмет.
— Ножницы?
Она кивнула и села к нему спиной, гордо расправив плечи. Молча оттянула прядь, намотав на палец, и приказала:
— Стриги.
Волнистые густые локоны, что она отращивала годами, роскошные блестящие волосы, такие мягкие на ощупь. Но суть не в стрижке, не в обнове имиджа или мимолётном капризе. Падре медлил, слыша свой голос с элементами отговорок, и Эсперанса резко развернулась, прихватив его за запястье и оборвав на полуслове.
— Закрой рот и возьми эти грёбанные ножницы, как положено!
Посмотрев на неё в последний раз, он обмер. Она делает, что хочет и с ним, и с собой. И если решила совершить суицид, то его руками. Сходная омерзительная пелена накладывалась давным-давно, тогда застилая убийства. Теперь у Юнги была возможность совершить первое воскрешение.
Её тонкие пальцы рвали дыры на джинсах, Эсперанса поджала губы и зажмурилась. Появившаяся из ниоткуда, она намерена раствориться в нигде и отдать Хосоку отобранные года.
Пряди слетали одна за другой, учащались губительные щелчки, и от завидной длины оставались ничтожные сантиметры. Юнги обкорнал шевелюру со всех сторон, подравнял и, отложив ножницы, услышал всхлип. Не успел отреагировать, как тут же заглох, превращаясь в немого наблюдателя. Наверное, так бы он и смотрел на младенцев, всходи они из купели на собственных ногах.