— Я тут выяснил… Меня стошнило от передоза. Снотворного, — прошипел Тэхён с укором.
— Очень жаль, — Чонгук держал лицо и постукивал подушечкой пальца по непрочному алюминию, норовившему заехать в артерию. — Прости. Я переборщил, был слишком возбуждён, чтобы внести в пропорцию поправки. Ты похудел, и пару грамм я тупо не успел вычесть.
— Что ещё ты не сделал, Чонгук? Что мы будем делать дальше?
— Разве… — кажется, в его глазах заблестела влага. — Разве это важно, Тэхён? После стольких лет я наконец счастлив. Видеть тебя, — он бесстрашно провёл ладонью по его шее. — Ощущать тебя… Какая нахрен разница, как мы встретим завтрашний день? Мне достаточно Ким Тэхёна, — он поймал его вторую ладонь и поцеловал длинные пальцы. — Чтобы не свихнуться.
Тэхён сглотнул. Искренне и ни разу не фальшиво. Тот Чонгук говорил в этом, и в нём ни единого искажения. Спица отложена. Присев, Тэхён покачал головой. Кровопролитие их не исправит, только изведёт. Чонгук снял пиджак, и аромат его парфюма привлёк Тэхёна ближе. Плохо лишь то, что это не парфюм, а запах его кожи и что все причины, по которым он хотел бы убить его, сводятся к тому, что им мало. И будет мало всегда.
— Есть ещё кое-что в этом городе, что я хотел бы показать. Конечно, когда будет рабочее время, — бросил через плечо Чонгук. — То есть, отправимся туда к полудню.
— Оно того стоит? — Тэхёну надоело тратить время попусту. Но то, растаявшее в вакууме их близости, изрядно потрепалось в значении.
— Скорее да, чем нет.
Серьёзность Чонгука внушала доверие. По крайней мере, Тэхён передумал вступать с ним в конфликт.
— Могу ли я выйти проветриться? Чувствую себя хуёво.
— Конечно. Пойдём.
Уже не странно, что он не отпускает его одного. Как есть, босые, они вышли к близлежащей набережной и прогулочным шагом двинулись по пляжу. Ступни проваливались в остывший песок. Карибское море разливалось от края до края, как добротный ром в бокале. Чонгук не поленился прихватить этого зелья с собой.
Подвернув штанины, они пошли по кромке воды. Чонгук осторожно взял его за руку. Казалось, они могут дойти до рассвета, дотянуться до горизонта и вытащить из спячки солнце, затем мягко вскарабкаться по бархатной сиреневой ткани неба и не понять, что в ней пустота.
В скорбном молчании они провели довольно долго, давая прибою рассудить, зачем звучать сдвоенным шагам. У Тэхёна в глотке скопился горький ком. И если быть точным, ему отчего-то хотелось разрыдаться, в приступе раскапывать пляжные ямы и кричать в них до тех пор, пока не выйдет гной. Ему показалось, что это непростительно похоже на ту сцену в его расколотой голове, где они всё-таки попрощались, как следует. Не в темноте особняка, раздавленные, а по-человечески. Как чёртовы влюбленные, как два Ромео, воскресшие после утраты Джульетт.
Когда Чонгук опустился на подходящий песочный пригорок и вскрыл бутылку, то поинтересовался:
— Не холодно?
— Нет.
Они сделали по глотку, и огонь пробежался по конечностям.
— Ну и… — Чонгук смотрел вдаль. — Сильно тебе плохо было?
Факт: он волновался, хотя виноватым себя не считал. Тэхён не мог не оценить. Собака залижет раны другой собаке, если кормиться им из одной миски. И Тэхён рассказал, как жёстко его встряхнуло отравление.
Чонгук пребывал под наркотой, и если Тэхён прав, то он на самом пике кайфа. Они вряд ли займутся сексом, что ещё хлеще. Сидеть с ним рядом, пить и просто разговаривать.
— Мне тебя не хватало, — проронил Чонгук, и Тэхён не посмел улыбнуться. — Ты наверняка думаешь, что я ради тебя затеял войну со Стиддой. Отчасти. Но не в первую очередь. Просто не хочу выглядеть пиздец каким героем, пусть это и приятно. Нет, я за то, чтобы ты поклонялся мне, но без глупостей.
— Говна традиций мне хватило, вот уж спасибо за позволение, — скривил рот Тэхён. — В конечном итоге, спасать можно по-разному.
— Да. Скажем так: методы у меня паршивые. Хотя, ты от меня не далеко ушёл… — Чонгук усмехнулся, припоминая сицилийские разборки и яркие эпизоды Тэхёновых похождений. — Мне нравилось, как ты разруливал проблемы, но как же шумно ты это делал. Гангстер моей мечты.
Тэхён рассмеялся и тут же поморщился от боли, поясницу покалывало. Чонгук, засучив рукава, старательно принялся закапывать недопитую бутылку в песок.
— Короче, я не стал лучше, Тэхён. Не такой слабак, не крыса позорная. Но не золотце однозначно.
— А я и не планировал вручать тебе медаль за доблесть, — пожал плечами Тэхён. — И хвалить не буду. Не всё то золото, что блестит.
Чонгук пихнул его в плечо, но не возразил.
— Иногда я веду себя странно. Просто потому…
Нет, он не назвал это наркоманией или зависимостью, он вывернул обстоятельства наизнанку и вышел потрясающим, великолепным. Вразрез тому, за что недо-извинился ранее.
— Чёрствый я, Тэхён, каменный. Я почти не загонялся тем, что лишился родителей. Ужасно, но не смертельно. Даже думал иногда, чем раньше останешься тет-а-тет с жизнью, тем лучше. Быстрее повзрослеешь, обретёшь самостоятельность. Родитель даёт тебе тело, минимально воспитывает, как это назвать… дух? А дальше? Так вот, до знакомства с тобой я знал сирот по книгам и фильмам. Сиротство ни разу не такое, как там было написано и показано. Я не предполагал, что можно быть сильным, когда за твоей спиной нет поддержки, сытым, когда для тебя не готовят, ощущать целостность. И прочее. Я не думал, что можно быть кем-то значимым, если тебе об этом не говорят вслух. Но ты… — он сглотнул и отдышался, затянув паузу. — Вы с Чимином перевернули мои представления.
— Вот как… — Тэхён нахмурился. — Но ты не казался мне зазнавшимся, пока мы не начали соревноваться во всём подряд.
— Слабенькое всегда зазнаётся, а мне было, что прикрывать. Каждый полагает, что его беда - самая крутая.
— Чонгук слыл самым несчастным рабом Баретти, пока не нашёл двоих пацанов в сарае… — Тэхён потупил взгляд и спустя несколько минут вполголоса добавил: — Мне тоже не хватало тебя, Чонгук.
Значительно охмелели и, сидя плечом к плечу, переплетя пальцы, печально смотрели на горизонт. Тэхён заметил капли засохшей крови на его ключицах, грязь под ногтями, следы того безумия, что он не успел соскрести по возвращении.
Укутывающее сверху-донизу тепло и водный шелест в качестве колыбельной.
— Знаешь вообще, кто прав? Тот, кто максимально откровенен.
— Будь проще, и люди потянутся?… — Тэхёна куда-то вело, он плыл и растекался.
— На хуй людей. Найдёшь, с кем можно так, — Чонгук прикусил ему ухо, и продолжил шёпотом, — и всё. Хватит с нас страданий, Тэхён. Нам нужен отдых, перерыв… Пока с этим сложно. Но скоро я закончу, станет попроще.
Чонгук не решил за него, но озвучил.
— И мы до пенсии будем мотаться по миру, как два славных педика?
— Как два славных педика, верно. Но мы не доживём до пенсии, — усмехнулся Чонгук и прижался губами к его виску.
Паршиво, что Чонгук не шутил.
Зарастал плесенью и ответ на то, что между ними, в их забытьи и нескончаемой радости пребывания совместно с пороками. Им суждено было замереть в опьянелых объятиях, застигнутыми проснувшимся утренним светом. В Тэхёне пошатнулось пожелание бежать. Уйти от Чонгука - ровно, что и убить его. И это немного двойной суицид.
Поспав около двух часов, они позавтракали в гробовом молчании, и Чонгук изрёк предложение прокатиться до важного пункта. Примечательно, но пресекать свободу Тэхёна он снова не стал.
Вскоре они стояли на пороге частной клиники или чего-то вроде того: так как название на табличке не дублировалось английским - Тэхён не уловил.
В полупустом, надраенном до блеска, вестибюле расположились мягкие софы, лимонные деревья в горшочках, журчали питьевые фонтанчики, увитые плющом, а кое-где мелькали люди в халатах. В непреднамеренном посещении данного учреждения сомнений у Тэхёна поубавилось.
На вежливом испанском Чонгук поговорил с женщиной за стойкой, а другая отвела их по коридорам на задний дворик, указала в сторону и беззвучно оставила. Лениво потянувшись, Тэхён пошёл за Чонгуком, всматриваясь в попадающиеся престарелые или пожухлые лица, желтоватые, бледные, так не подходящие цветущему пёстрому саду.