Рита моргнула голубыми глазами и по-кошачьи склонила голову набок.
— Она права, ты такая милая, когда сердишься, — улыбнулся и чмокнул ее в нос.
— У меня такое ощущение, что вы двое против меня сговорились, — она недовольно дернула носом, мы с Шелли обменялись взглядами. — И все же я смирилась с этим, как ночь смирилась с наступающим днем.
— Хочу записывать все, что вы говорите, — задумчиво сказала Шелли, накручивая на пальчик светлую прядь Ритиных волос. — Когда-нибудь я превращу это в стихи.
Прикрыл глаза рукой, будто глаза резало от этой идиллической картины. Две охренительные женщины, обе мои, еще и друг с другом ладят — это то, что делало меня по-настоящему счастливым и пугало одновременно.
— Вы вообще настоящие? — застонал и убрал руку от лица. — Ладно, повеселитесь, хорошо проведите время, найду вас позже. А теперь кыш отсюда, пока я не совершил какую-нибудь глупость. Например, очень хочется затолкать вас обеих обратно в экипаж и поехать домой.
Мои жены дружно рассмеялись, но никуда не ушли. Наоборот даже, Рита шагнула вперед, чтобы они могли поцеловать меня, прежде чем уйти по своим делам.
Когда яркое пятно волос Шелли исчезло из виду, я повернулся лицом к большим серебряным дверям храма, в животе щекотило нарастающее чувство беспокойства.
Когда зашел внутрь, заметил, что многое там изменилось с моего последнего посещения. Конечно, я не думал, что ремонт главной святыни оставят на потом, но поражало, с какой скоростью восстановили храм. Красивые витражи заменили, и я был рад, что во время вчерашнего нашествия они не пострадали.
Из центра зала исчезла винтовая лестница. Это меня обеспокоило, сразу подумал, вдруг, все напутал и пришел не в то место.
В прошлый раз я был слишком занят охотой на маленького, злобного клеща, который хотел сожрать дочь Ашера Рамзи, олененка Молли, чтобы по-настоящему оценить красоту и особенности архитектуры храма, но мне определенно точно помнилось, как мы взбирались по бесконечной винтовой лестнице. Думал, к тому моменту, как доберусь до потолка, выплюну легкие.
Прежде чем я успел построить хоть какие-то версии, куда исчезли ступеньки, что-то загрохотало, центр каменного пола разъехался и из него начала подниматься к потолку та самая лестница. В храме пока больше никого не было, поэтому мне показалось, что это отличная возможность поговорить с повелителем наедине. Если здание оживает, значит, он уже здесь. Я запрыгнул на первую ступеньку и «поехал» наверх.
Когда цветные стекла отреставрировали, и солнце лилось через них внутрь, стало ясно, что задумывал художник.
Стены большого зала были расписаны идиллическими пейзажами, которые были красивы и сами по себе, но игра света и теней оживляла их, и это выглядело как настоящее произведение искусства. Витражи и фрески не были отдельными элементами декораций, они объединялись в единую композицию.
На неровных зеленых холмах паслись маленькие голубые овечки-тени, а под навесом из ветвей ивы двое пурпурных влюбленных стояли в обнимку. Все рисунки дополняли мерцающие цветные тени. Лестница постоянно вращалась, поднимаясь к потолку, мне приходилось постоянно вертеть головой, чтобы рассмотреть и запомнить каждую сцену.
Примерно на середине стены пасторально-идиллические виды сменились на что-то более мрачное. Тени на стенах изображали силуэты людей, вовлеченных в ожесточенную битву. Как я понял, каждая картина была частью истории, о которой мне было известно не так много. Это напоминало фрески в нашем саду камней, где Рита когда-то рассказывала мне о происхождении Ашена. Не хватало моей жены рядом, чтобы она могла это прокомментировать.
Наконец, лестница остановилась, и я вышел на восьмигранную площадку, через которую можно было пройти на балкончик, огибающий храм по периметру с внутренней стороны. Все двери, ведущие в разные части помещения, были закрыты, за исключением одной. Как выяснилось позже, она вела наружу, под яркое полуденное солнце.
С улицы этого не было видно, но за зубчатой стеной, под самой крышей скрывалась небольшая площадка. Мне пришлось прикрыть глаза рукой. Этот яркий свет, отражающийся от золотых куполов, мог увидеть даже слепой.
— Макс! — раздался радостный детский визг, а потом маленький ураган неистощимой энергии врезался мне в колени.
Посмотрел вниз, и первым, что я увидел, была копна вьющихся каштановых волос и пара ветвистых рожек, выглядывающих из-под них. Не смог удержаться от улыбки, глядя на маленького олененка.
— Привет, Молли, — она улыбнулась еще шире, продолжая изображать осьминога, обвившегося вокруг моей правой ноги.