— Мы с Ритой собираемся заглянуть к Энджи, — доложила она, с трудом сдерживая смех. Грэг, словно заведённый, продолжал махать руками и ногами, старательно пытаясь меня достать. — Она уже почти поправилась и скоро сможет приступить к своим обязанностям.
— Нужно мне идти с вами? — спросил я, всё ещё удерживая мальчишку на расстоянии.
— Нет-нет, — засмеялась Шелли. — С управлением домом мы как-нибудь справимся без тебя. Лучше отдохните и проведите время вместе.
— Как раз можешь поспарринговаться с Грэгом, — подмигнула Рита и, переглянувшись, наши озорные девчонки, весело хихикая, выскочили за дверь.
Я убрал руку с головы сына и только проводил их взглядом.
— Куда это они? — наконец спросил Грэг, отдышавшись от безуспешных попыток прорваться ко мне.
— Пошли заниматься женскими делами, — пояснил я, оглядывая пустеющую дорожку.
— Понятно, — отмахнулся он и, пнув камешек, лениво добавил: — Так ты хотел побороться со мной?
Я изо всех сил старался сохранить серьёзный вид, чтобы не обидеть его — было видно невооружённым глазом, что он весь горит желанием.
— Все дела по дому сделал? — спросил я, и сам внутренне поморщился от того, как по-отцовски это прозвучало.
— Да! — гордо выпятил грудь Грэг, но почти сразу сник. — Ну, почти все. Пока больше нечего.
— А что ещё осталось? — задумался я вслух, проверяя, не перегрузили ли мы его работой.
— Поросят нужно будет загнать в сарай, но это только вечером, — пожал он плечами и почесал затылок.
— Отлично, — кивнул я. — Тогда давай пока потренируемся в сарае, а потом вместе заберем Тома и Кельвина.
— Серьёзно? — аж вспыхнул он, не веря ушам. Бедняга до сих пор не мог привыкнуть, что здесь к нему относятся нормально, без подвохов. — Давай наперегонки!
И прежде чем я успел что-то ответить, мой не по годам ловкий приёмный сын вылетел из теплицы, подняв за собой вихрь пыли.
— Эй, так нечестно! — крикнул я ему вслед и, усмехнувшись, рванул за ним, решив не спорить о правилах.
Мы неслись наперегонки по дорожке, топча землю, поднимая клубы пыли, и заливались смехом.
Я быстро понял, что недооценил мальчишку: он не только улучшил скорость, но и выдерживал темп гораздо дольше, чем раньше. Теперь мне не приходилось поддаваться, чтобы он не сильно отставал.
Было даже сложно обогнать его, но в конце концов я ускорился и догнал его на повороте, схватил за плечо и притормозил.
— Эй! — возмутился он, запыхавшись.
— Ты становишься сильнее, — сказал я, сжав его тощий бицепс двумя пальцами. — Продолжай в том же духе, и однажды, может, и обыграешь меня.
— Однажды, однажды… Когда это ещё будет! — проворчал он, изо всех сил напрягая худющие руки, на которых мышцы ещё даже не начали прорисовываться.
— В детстве я был таким же дохляком, как ты, — усмехнулся я, когда мы вошли в наш новый сарай, пахнущий свежими досками и опилками. — Так что не переживай, наладим питание, будешь тренироваться — мясом обрастёшь.
Я встал в стойку, выставил вперёд раскрытую ладонь и сказал:
— Ну что, давай, бросай свой самый лучший удар!
— Хорошо, — я видел, как он замахнулся с такой силой, будто собирался снести меня с ног. Но удар получился настолько размашистым и неуклюжим, что промахнулся почти на метр. Если бы я вовремя не подхватил парня за плечо, инерция швырнула бы его прямиком на землю.
— Эй, полегче, — я усмехнулся, мягко поставил его обратно на ноги и похлопал по спине. — Неплохо для первого раза, дружище. Но знаешь, для сильного удара не нужно размахивать руками, как мельница. Смотри: ноги — на ширине плеч, правую немного назад. Попрыгай чуть-чуть на месте, найди устойчивое положение, чтобы тебя не сдуло от лёгкого щелчка.
Грэг нахмурился, встал в какую-то свою, особенную стойку, проигнорировав большую часть моих советов. Я едва сдержал ухмылку, потом легко подтолкнул его в плечо — и он, не удержав равновесия, плюхнулся на задницу.
— Да пап! — выпалил он, недовольно надув губы и уткнувшись в землю.
Я рассмеялся. Этот крик «пап» уже не застал меня врасплох, как в первый раз.
Особенно в такие моменты, когда он чем-то напоминал мне самого себя в детстве: упрямого, неловкого, злого на весь мир… И всё это было особенно странно, если учесть, что между нами не было ни капли крови. Но каждый раз, глядя на него, я видел отражение — пусть кривоватое, пусть побитое временем, но всё-таки себя.
И именно это чувство придавало особую теплоту мысли о будущем — о наших общих детях с Ритой и Шелли.
Когда-то давно я считал, что мечтать о детях — удел эгоистов и безумцев. В мире, полном страданий и перенаселения, рожать нового человека казалось мне верхом самодовольства. Но теперь… Теперь я знал: суть была совсем в другом.