Пещера была размером с хороший стадион. Высоченные, уходящие во мрак своды терялись где-то в километре над головой. Но главным было то, что стояло в центре.
Кузница.
Другого слова я подобрать не мог. Монументальная, исполинская конструкция из гладкого, иссиня-черного металла, который, казалось, поглощал свет. Она не была построена — она выросла здесь, как какое-то немыслимое механическое дерево. По всей ее поверхности, похожей на обсидиан, медленно, словно в такт дыханию спящего бога, пульсировали фиолетовые руны и символы.
«Вот это… размах», — выдохнул я.
«Мать моя, алхимия…» — рядом со мной прошептал Сет. В его голосе не было обычной иронии, только чистое, незамутненное благоговение ученого, столкнувшегося с чудом. «Это… это невозможно».
Шелли прижала ладонь ко рту, ее глаза были широко распахнуты. «Какая… странная красота».
«Не нравится мне эта красота», — тихо отозвалась Рита, ее рука не покидала рукояти меча. Она не смотрела на Кузницу. Она сканировала тени по периметру пещеры. Всегда начеку.
Я посмотрел на Иди. Она стояла, опустив руки, и впервые за последние часы ее лицо было спокойным. Она глубоко дышала, словно пьянея от этого воздуха.
«Тишина, — прошептала она с улыбкой. — Наконец-то тишина. Шум… он исчез».
Но если Иди обрела покой, то Кларк, наоборот, нашел свой худший кошмар. Лицо посла было белее мела, он смотрел на пульсирующие символы с откровенным ужасом.
«Отец… — прохрипел он. — Он рисовал это. В своих… припадках. Снова и снова. Эти знаки…»
Таллос сплюнул на каменистый пол. «Вот оно, — в его голосе было столько ненависти, что, казалось, она может расколоть камни. — Сердце нашей гнили. Проклятый алтарь, которому мы приносим в жертву наших братьев».
Ну что ж, мнения разделились. От священного трепета до лютой ненависти. Полный спектр эмоций. Только я, как обычно, пытался оценить эту хреновину с практической точки зрения. Инопланетный артефакт, спящий в сердце горы. И, судя по всему, именно он был причиной и одновременно, возможно, ключом ко всему этому бардаку.
«Ладно, — я хлопнул в ладоши, и эхо гулко разнеслось по пещере. — Экскурсия по местному Чернобылю продолжается. Пойдем, пощупаем этот ваш реактор».
Я сделал шаг вперед, к подножию этой немыслимой конструкции. Мои ботинки гулко стукнули по такому же иссиня-черному металлу, из которого была сделана сама Кузница. Платформа.
Едва моя нога коснулась ее поверхности, по телу пробежала дрожь, словно от разряда статического электричества. Волосы на руках встали дыбом. Воздух здесь был другим — густым, наэлектризованным, вибрирующим от какой-то невидимой, колоссальной мощи. Он не давил, а наоборот, наполнял, просачиваясь под кожу, в легкие, в каждую клетку.
«Ого…» — вырвалось у меня. Ощущение было похоже на то, как стоишь под высоковольтной линией в грозу. Только вместо угрозы и страха — чистая, концентрированная, дремлющая сила.
Я обернулся. Мои спутники замерли у края платформы, не решаясь ступить следом. У каждого на лице была своя история.
Шелли смотрела на Кузницу с тем же странным, зачарованным восторгом, ее губы были приоткрыты. Сет, наоборот, выглядел как ребенок в кондитерской лавке — глаза горят, руки так и тянутся все потрогать и разобрать на винтики. Рита, как всегда, была скалой. Настороженная, собранная, ее рука не покидала эфеса меча, а взгляд методично сканировал тени вокруг, словно она ожидала, что эта махина в любой момент может ожить и напасть.
Но сильнее всего меня поразили трое других. Иди стояла с закрытыми глазами и блаженной улыбкой. Впервые за все это время ее лицо было абсолютно расслабленным, без тени боли. Она глубоко и ровно дышала.
«Тишина», — прошептала она, и ее голос, чистый и звонкий, разнесся по огромной пещере. «Наконец-то… полная тишина».
Кларк же, наоборот, выглядел так, словно увидел призрака. Его лицо стало пепельно-серым, он смотрел не на саму Кузницу, а на пульсирующие фиолетовые символы на ее поверхности. Он дрожал, его палец медленно, неуверенно поднялся, указывая на руны.
«Там… — прохрипел он, заикаясь. — Эти знаки… Отец… он рисовал их. Снова и снова, на стенах, на полу… В своих кошмарах он видел это место».
И, наконец, Таллос. Его лицо исказила гримаса такой концентрированной ненависти, что она казалась почти осязаемой. Он сжал кулаки так, что костяшки побелели. Он не смотрел на нас, он смотрел на Кузницу, как на своего личного, смертельного врага.