Он шагнул вперед, его тяжелые ботинки заскрежетали по металлу, и сплюнул на безупречно гладкую поверхность платформы.
«Так вот ты какое, сердце нашей гнили», — прорычал он, и в этом рыке была боль и ярость поколений, брошенных в пасть этому безмолвному божеству. «Проклятый алтарь, которому мы приносим в жертву своих братьев».
Пока остальные приходили в себя, Сет уже был в своей стихии. Сбросив на пол рюкзак, он с деловитым видом начал раскладывать на металлической платформе свой арсенал: колбы, пинцеты, какие-то многогранные линзы и пробирки с разноцветными жидкостями. Полевая лаборатория на выезде.
«Ну что, профессор? Что нам скажет вскрытие?» — я подошел ближе, с любопытством наблюдая за его манипуляциями.
«Тише! — прошипел он, не отрываясь от процесса. — Не спугни музу алхимии!»
Он приложил к поверхности Кузницы одну из своих линз и замер, бормоча себе под нос: «Немыслимо… Структура… она не подчиняется законам классической металлургии… Это не сплав в привычном понимании… это… живая энергия, заключенная в форму!»
Человек-сокол был в таком восторге, словно ему подарили вечный запас его любимого вина. Он соскреб микроскопическую частицу черного металла, поместил ее в пробирку с какой-то шипящей жидкостью и принялся трясти, наблюдая за реакцией.
«Макс, ты понимаешь? — он обернулся ко мне, и глаза его горели фанатичным огнем. — Этот материал реагирует не на химию, а на… намерение! Он меняет свойства в зависимости от того, что я о нем думаю!»
«Ага, — я кивнул с самым серьезным видом. — Кактус из „Тайн третьей планеты“. Все понятно».
Сет непонимающе моргнул, но тут же отмахнулся от моей реплики, как от назойливой мухи, и продолжил свое исследование. Он двигался вдоль исполинской конструкции, ощупывая ее, простукивая, словно врач, ставящий диагноз древнему божеству.
«Здесь должен быть какой-то… узел доступа. Контрольная панель!» — бормотал он.
Его поиски увенчались успехом. Одна из гладких панелей у основания Кузницы, покрытая более мелкими и сложными рунами, слегка поддалась, когда он нажал на нее в определенной последовательности. Раздался тихий щелчок, и панель плавно, без малейшего скрипа, отъехала в сторону, открывая небольшую нишу.
И из этой ниши хлынул свет.
Не зловещий фиолетовый и не болезненно-черный, как прожилки в стенах. А чистый, спокойный, серебристо-голубой, словно свет далекой звезды в морозную ночь. Он не слепил, а, наоборот, успокаивал, наполняя пещеру мягким, умиротворяющим сиянием.
Внутри отсека, на бархатистой черной подложке, лежали несколько образцов руды. Они были похожи на те черные камни, что мы видели в шахтах, но вместо уродливых маслянистых прожилок их пронизывали тончайшие нити чистого света.
Сет замер, боясь дышать. Даже Рита, до этого не спускавшая глаз с теней, шагнула ближе, завороженная этим зрелищем.
«Не трогай», — тихо, почти инстинктивно сказала она. — «Выглядит слишком… правильно. Так не бывает».
Но Сет ее уже не слышал. Он протянул руку, и его пальцы замерли в миллиметре от одного из камней. Он не касался его, но я видел, как по его лицу пробежала волна эмоций — удивление, понимание и, наконец, озарение.
Он медленно повернулся к нам. Его лицо было серьезным, как никогда.
«Это она, — прошептал он, и его шепот гулко разнесся в наступившей тишине. — Та же руда. Но в первозданном виде».
Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел ответ на главный вопрос, который не давал нам покоя с самого начала.
«Незараженная».
Мы оставили Сета разбираться с его колбами и линзами и подошли к нише. Камни, лежащие внутри, излучали мягкое, успокаивающее сияние. Они не внушали страха, в отличие от черных прожилок в стенах, от одного их вида мурашки пробегали по коже.
«Так, я чего-то не понимаю, — я почесал в затылке. — Если это — „хорошая“ руда, то откуда берется та дрянь, от которой у шахтеров едет крыша?»
«Отличный вопрос, — Сет оторвался от своих исследований и подошел к нам, вытирая руки тряпкой. Его лицо было серьезным, а в глазах горел азарт первооткрывателя. — Я тоже задал его себе. И у меня есть гипотеза. Эта машина… она огромна. Мы видим только контрольную панель. Но где-то должен быть и сам „двигатель“. Пойдемте, поищем».
Мы двинулись вдоль исполинского основания Кузницы, огибая ее по периметру. Чем дальше мы шли, тем сильнее менялось окружение. Воздух становился тяжелее, гуще. Спокойное голубое свечение ниши сменилось зловещим фиолетовым мерцанием, исходившим от самой поверхности Кузницы.