— Ребята, — я прервал их, и мой голос прозвучал в тишине непривычно громко. — Вы все думаете слишком мелко.
Они уставились на меня. В их взглядах читалось недоумение.
— Мы ищем мотив в деньгах, во власти… Это всё правильно, но это лишь симптомы. Побочные эффекты. Мы пытаемся лечить насморк, не замечая, что у пациента рак четвёртой стадии.
Я обвёл их взглядом. Сет, Кларк, Рита, Шелли, Иди. Моя странная, невозможная семья в центре этого безумного мира. Моя ответственность.
— Давайте сложим всё вместе. Древняя, немыслимая технология, которую местные принимают за магию. Кузница, которая работает как… фильтр. Иди, которая слышит «шум» — боль всей этой системы. Летающие в пустоте острова…
Я сделал паузу, собираясь с мыслями, чувствуя, как безумная теория обретает плоть и кровь, становясь единственно возможным объяснением.
— Представьте на секунду, что Ашер — это не мир. Это… корабль. Гигантский, древний космический корабль, застрявший между мирами. Ковчег, если хотите. Корабль поколений.
Кларк недоверчиво покачал головой, его прагматичный ум террианца отказывался принимать такую фантастику. А Сет, наоборот, замер, и в его глазах вспыхнул огонёк лихорадочного понимания. Он, как алхимик, как учёный, был ближе к истине, чем все они.
— Тогда руда, — продолжил я, чувствуя, как слова сами находят дорогу, — это не просто камень. Это его кровь. Топливо, энергия, система жизнеобеспечения. А то, что вы называете «Первородной Тьмой», «рудным помешательством»… это не проклятие. Это вирус. Системная ошибка, которая заражает кровь корабля.
— А Кузница… — выдохнул Сет, подхватывая мою мысль, его голос дрогнул от догадки.
— … это его иммунная система, — закончил я. — Огромный, сложный механизм, который должен был очищать кровь, фильтровать вирус. Но он сломан. И уже много веков он сливает концентрированный яд прямо в вены этого мира.
Повисла оглушительная тишина. Моя гипотеза, озвученная вслух, больше не казалась безумной. Она объясняла всё. И от этого становилось по-настоящему страшно.
Иди, стоявшая до этого с закрытыми глазами, словно прислушиваясь к чему-то, тихо сказала:
— Вот почему там была тишина. Рядом с чистой рудой. Там нет боли.
— Тогда Валериус… — прошептал Кларк, и его лицо стало ещё бледнее. — Если он знает об этом… он не просто заговорщик. Он не просто продаёт яд, чтобы заработать.
— Именно, — я кивнул, и холод пробежал по моей спине. — Он не пытается починить систему. Наоборот, он использует её поломку. Он намеренно распространяет заразу, потому что эта болезнь даёт ему власть. Контроль. Он не просто коррумпированный чиновник.
Я посмотрел в их потрясённые лица и произнёс то, что стало нашей новой, страшной правдой.
— Наш враг — жрец больного бога. И он делает всё, чтобы его бог никогда не выздоровел.
Глава 7
Зал совета Дальнегорска производил гнетущее впечатление. Он напоминал склеп, в котором по ошибке решили провести съезд директоров похоронного бюро. Тяжелые, вековые гобелены, изображавшие героические победы чешуйчатых предков над кем-то, кого они, судя по всему, успешно истребили, глушили любые звуки, создавая ватную, давящую тишину. Воздух был спертым, застоявшимся, пропитанным запахами пыли, холодного полированного камня и концентрированного лицемерия, которое, казалось, въелось в сами стены.
За длинным столом из черного, как ночь, базальта сидели лорды. Напыщенные, холеные, с лицами, на которых вселенская скука боролась с брезгливым презрением ко всему, что находилось за пределами их мира. Стая старых, жирных грифов, терпеливо ожидающих, когда добыча сама сдохнет от бессилия.
Мы с Сетом стояли у стены, чуть позади Кларка, как два телохранителя из дешевого земного боевика. Нам даже стульев не предложили — жест, говорящий сам за себя. *«Вы здесь не ровня, вы — прислуга».* Что ж, мне так даже удобнее. Из положения стоя проще реагировать. Ноги уже привычно нашли опору, плечи расслаблены, но всё тело — натянутая струна. Готовность.
А во главе стола, в кресле, больше похожем на трон из обсидиана, восседал главный гриф — Валериус. Он не просто сидел, он царил. Его гладко зачесанные назад седеющие волосы блестели в мертвенном свете химических люстр, на тонких, бескровных губах играла снисходительная улыбка. Он был уверен в себе, как фокусник, который знает, что все карты в колоде — крапленые. Его спокойствие раздражало. Оно было неестественным, как затишье перед бурей.