«ДЕРЖАТЬ СТРОЙ!» — взревел Таллос, и его молот первым встретил атакующих, превращая череп переднего в кровавое месиво.
Началась бойня. Узкий проход превратился в адскую мясорубку. Наши немногочисленные защитники отчаянно сдерживали натиск обезумевшей толпы. Но силы были слишком неравны. Их было больше. Гораздо больше. Они лезли по телам своих же товарищей, ослеплённые яростью.
«Макс, мы их не удержим!» — крикнул мне Сет, парируя удар топора и вонзая свой клинок под рёбра нападавшему. «Ещё пара минут, и они хлынут внутрь!»
Я видел, что последние мешки уже на борту. Ждать больше было нельзя. Это был тот самый момент, когда нужно отрезать горящий хвост, чтобы спасти тело.
Я подбежал к группе шахтёров, стоявших с топорами у массивных канатов, державших корабль на стапелях.
«РУБИТЬ!» — заорал я, перекрывая шум битвы.
Топоры взлетели и с глухим, сочным стуком обрушились на натянутые, как струны, канаты. Один. Второй. Третий. С чудовищным скрипом «Рассветный Странник» дрогнул и медленно, нехотя, словно просыпающийся гигант, начал отрываться от земли.
«НА БОРТ! ВСЕ НА БОРТ!»
Последние защитники, отбиваясь, отступали к медленно поднимающемуся кораблю. Я стоял у края, втаскивая их за руки, чувствуя, как напрягаются все мускулы. Рита запрыгнула с кошачьей грацией, тут же разворачиваясь и прикрывая отход огнём из арбалета. Таллос, последним спрыгнув с груды тел, с моей помощью ввалился на палубу, тяжело дыша и харкая кровью.
Корабль поднимался всё быстрее. Внизу, в ангаре, нападавшие с яростью и бессилием смотрели, как их добыча уходит. Кто-то стрелял из арбалетов, но болты бессильно отскакивали от толстых шкур вирмов.
Мы вырвались из каменных оков, пробили рыхлый потолок пещеры и устремились вверх, к небу, которого не видели уже много дней. Внизу под нами оставался умирающий, агонизирующий город-могила. Наш полёт не сопровождался радостными криками. На борту стояла тишина. Тяжёлая, гнетущая тишина выживших, заплативших за свою жизнь страшную цену и оставивших часть души внизу, в этой пыли.
Глава 10
«Рассветный Странник», наш уродливый летучий ковчег, пробил рыхлую, серую пелену облаков с натужным стоном и вырвался наверх, в безмолвную, холодную пустоту. Внизу, под нами, остался умирающий город-могила, и на борту воцарилась тишина. Не та благодатная тишина, что наступает после тяжелой работы. Нет. Это было тяжелое, спертое молчание людей, которые только что вырвались из горящего дома, но поняли, что дым пожара навсегда въелся в их легкие. Ни радостных криков, ни вздохов облегчения. Только вакуум, заполненный невысказанным горем и усталостью.
Я стоял у импровизированного борта, сшитого из шкуры какой-то доисторической твари, и цеплялся за него, чтобы унять дрожь. Холодный металл поручня впивался в ладонь. Я смотрел, как Дальнегорск превращается в крошечный, дымящийся уголек на бархате облаков. Победа? Какая к черту победа. Мы сбежали, бросив всё. Это было не отступление, а паническое бегство.
— Он утих, — прошептала Иди, подойдя ко мне так тихо, что я не услышал её шагов. Она куталась в грубый плед, но её била мелкая дрожь, которую не могло согреть никакое одеяло. Дрожь шла изнутри. — Шум утих. Но… теперь я слышу другое.
Её взгляд был устремлен не вниз, а вверх, в бездонную синеву. Я проследил за ним. И увидел.
Мой земной мозг тут же подкинул сравнение — треснувшее лобовое стекло. Гигантский монитор, по которому пошли битые пиксели. Всё небо, весь этот странный, невозможный мир, было покрыто сетью тонких, едва заметных багровых трещин. Они расползались, как ядовитая плесень по сырой стене, и в самом их центре, там, где разломы были шире, виднелось нечто темное. Не просто чернота космоса, которую я ожидал бы увидеть. Это была вязкая, живая, пульсирующая Тьма. Казалось, она сочится внутрь, как яд в свежую рану, отравляя само мироздание.
— Черт побери… — выдохнул я, и пар от дыхания мгновенно растворился.
Осознание ударило под дых, вышибая остатки воздуха. Мы не просто сбежали из горящего дома. Мы выбежали на улицу и обнаружили, что весь город охвачен чумой. Наша локальная катастрофа, наша маленькая, вымученная победа, наш героический исход — всё это было лишь гнойным прыщом на теле больного, умирающего бога. Бессмысленная суета перед лицом глобального коллапса.
— Дестабилизация пространственного континуума, — пробормотал Сет, подходя с другой стороны. Его голос был лишен обычной иронии. Лицо, обычно насмешливое, было серьезным и сосредоточенным, как у ученого, наблюдающего за неизбежным концом света в своей лаборатории. — Разрыв Материнской Жилы в Дальнегорске был не просто взрывом. Это был удар по главной опоре мироздания. Мы выбили несущую стену, и теперь вся конструкция посыпалась.