— Именно, — кивнул я. — Он выдернул вилку из розетки. Но вирус уже в системе. И теперь, когда главная опора рухнула, он рвется наружу. Эти трещины в небе… это метастазы. Болезнь распространяется.
Я сделал паузу, давая им осознать весь масштаб картины.
— То, что случилось в Дальнегорске, — я посмотрел прямо в глаза Байрону, — была не просто гражданская война. Это была первая битва в войне за выживание всего этого мира. И мы ее проиграли. Наш враг — не Валериус и не продажные лорды. Наш враг — сама болезнь. И она хочет пожрать всё.
В кабинете воцарилась оглушительная тишина. Мои слова, безумные и чудовищные, повисли в воздухе, как приговор. Кларк поднял голову, его лицо было пепельным от ужаса. Таллос сжал кулаки так, что хрустнули суставы. Даже Сет, казалось, был ошеломлен масштабом катастрофы, которую мы только что осознали.
Тишину разбил спокойный голос Байрона Рамзи.
Он медленно обошел стол и встал во главе его, как и подобает лидеру. На его лице не было ни страха, ни отчаяния. Только холодная, как сталь, решимость.
— Старый Совет мертв, — произнес он, и каждое его слово падало в тишину, как камень в глубокий колодец. — Он сгнил заживо, как и те, кто в нем заседал. Он был реликтом мира, которого больше не существует.
Он обвел нас тяжелым взглядом, задерживаясь на каждом.
— Сегодня мы создадим новый. Я объявляю о создании Альянса Свободных Народов Ашена.
Он посмотрел на Кларка. — Народа Дальнегорска, который потерял свой дом, но не свою честь.
Потом на Таллоса. — Народа шахтеров, чья сила — в их руках и в их ярости.
На Сета. — Народа Воронов, чьи знания — наш щит.
И наконец, на меня. — И народа Земли, чей странный сын принес нам эту горькую правду.
Он оперся костяшками пальцев о стол, и я увидел в его глазах тот же огонь, что и в глазах Патриарха перед смертью. Огонь жертвенности и абсолютной ответственности.
— Наша цель — не защитить границы или вернуть старые порядки. Наша цель — спасти наш мир от полного уничтожения. Вылечить его или умереть вместе с ним. Другого выбора у нас нет.
Он выпрямился, и его голос загремел под сводами кабинета, наполняясь силой.
— Я, Байрон Рамзи, последний из Воронов, клянусь отдать свою жизнь за эту цель. Кто со мной?
Первым, шатаясь, поднялся Кларк. Он вытер слезы и посмотрел на Байрона взглядом, в котором не осталось ничего, кроме решимости.
— Я, Кларк, сын Тибериуса, клянусь жизнью моего отца.
Следом за ним, скрежеща зубами, поднялся Таллос. Его огромное тело излучало первобытную мощь.
— Я, Таллос, клянусь молотом моего деда и кровью моих братьев.
Сет и я встали одновременно.
Байрон кивнул, принимая наши молчаливые клятвы.
— Тогда готовьтесь. Война за Ашен началась.
Глава 11
Слова Байрона Рамзи — «Альянс Свободных Народов» — повисли в густом, пропитанном запахом старых книг и остывающего чая воздухе. Звучало красиво. Пафосно, как предвыборный лозунг на Земле. И совершенно бессмысленно, если в это не поверит тот, кто привык доверять только мозолям на собственных руках и крепости кайла. Я перевёл взгляд на Таллоса. Шахтёр стоял, скрестив на могучей груди руки, его широкое лицо было похоже на высеченную из необработанного камня маску глухого недоверия. Он терпеливо, как ждут окончания смены в забое, пережидал, пока аплодисменты аристократов отзвучат в их головах.
«И чем этот ваш… Альянс… отличается от Совета, который сгнил заживо?» — его голос был низким, рокочущим, как камнепад в дальнем штреке. В нём не было вызова, только въевшаяся в плоть усталость от пустых обещаний. Только требование фактов. «Опять лорды будут решать, как нам умирать? Просто вывеску сменили?»
Байрон не дрогнул, не обиделся. Он спокойно встретил взгляд Таллоса, и в его глазах было неподдельное уважение к этому человеку-скале. «Тем, что в нём не будет лордов, Таллос. Будут представители. Голос каждого народа будет равен голосу другого».
Снова красивые слова. Я и сам мог бы толкнуть такую речь, нахватавшись вершков по политологии. Но Таллос не верил словам. Он верил делам. И дело сделал не Байрон. А Кларк.
Он стоял, опустив голову, и слушал этот диалог. Весь его вид кричал о горе. А потом он медленно, словно каждый жест причинял ему физическую боль, поднял руку. Его пальцы нащупали на безымянном пальце тяжелый перстень с гербом его рода — тот самый, что давал ему право заседать в старом Совете, право быть кем-то большим, чем просто террианец. Символ власти, за которую его отец заплатил жизнью, а брат — душой. Он с видимым усилием стянул его. Мгновение он смотрел на потускневшее серебро, прощаясь с целым миром, который рухнул вместе с Дальнегорском. А потом шагнул к столу и просто положил перстень на полированное дерево. Звук был тихим, почти невесомым, но в оглушительной тишине кабинета он прозвучал, как удар молота по наковальне.