Это была идея Иди. «Людям нужно знамя, — сказала она тем вечером, глядя в огонь очага. — Им нужно то, за что можно сражаться. То, что можно поднять над головой, когда кажется, что всё потеряно».
Таллос принёс металл. Не блестящую сталь, а тёмный, матовый кусок руды из самых глубоких, нетронутых шахт Дальнегорска. «Сердце горы, — глухо сказал он, с грохотом кладя его на наковальню. — Всё, что у нас осталось чистого».
Байрон принёс дерево. Щепу от ствола Древнего Ясеня, росшего в центре его сада. Дерева, которое, по легенде, помнило первых Ашеров. «Наша память», — тихо произнёс он, и в его голосе слышалось эхо веков.
Кузнец, старик с руками, похожими на корневища дуба, молча взялся за работу. Он ковал, и стук его молота был единственным звуком в кузнице. Он вплавил металл в дерево, соединяя силу и память, прошлое и будущее. Не просто соединял — он вбивал одно в другое, словно пытаясь заставить их стать единым целым.
А потом пришла Иди. Она не рисовала эскизов. Она просто подошла к раскалённой заготовке и начала говорить, водя пальцем по воздуху. «Здесь, — прошептала она, и её голос был похож на шелест листвы, — будет корабль. Наш „Странник“. Он пробивается сквозь тьму и летит к горизонту». Кузнец, не отрываясь, слушал и наносил удары, и под его молотом на металле проступали очертания нашего уродливого ковчега. «А над ним — три звезды. Одна — это прошлое, которое мы не должны забывать. Вторая — наше настоящее, наша борьба. А третья, самая яркая, — это будущее, которого мы ещё не видим, но в которое должны верить».
Когда кузнец опустил готовое знамя в чан с водой, шипение было похоже на вздох облегчения. Он поднял его. На тёмном, почти чёрном фоне горел серебром наш корабль, устремлённый вверх, к трём искрам надежды. Просто, сурово и невероятно сильно.
«У него должно быть имя», — сказал Байрон, глядя на знамя с благоговением.
«Оно у него уже есть, — ответила Иди, не сводя глаз с творения. — Это Знамя Рассвета».
Я смотрел на этот кусок металла и дерева. На символ, рождённый из сердца горы и памяти древнего дерева. Чёрт побери. А ведь работает. Эта магия посильнее любой другой. Впервые за долгое время я почувствовал, что у нас действительно есть шанс. Призрачный, безумный, но есть.
Совет войны завершился не рукопожатиями, а приказами. Кабинет снова стал кабинетом, но воздух в нём изменился навсегда. Байрон стоял у карты, и теперь он был не лордом, а генералом армии, у которой не было солдат.
«Время — наш главный ресурс, — сказал он, и его голос не допускал возражений. — И мы должны использовать каждую секунду. Поэтому мы разделяемся».
Он повернулся к Кларку. «Кларк. Ты возьмёшь половину своих людей и вернёшься в Дальнегорск. Не в город. В руины. Ты должен найти выживших. Объединить их. Твоё присутствие там будет символом. Доказательством того, что Дальнегорск не умер. Это будет опасно. Возможно, это самоубийство. Но твой народ должен видеть, что сын Патриарха не сбежал».
Кларк выпрямился, и его плечи, казалось, стали шире. В его глазах больше не было слёз, только стальная решимость. «Будет исполнено».
Затем Байрон посмотрел на Иди. «Иди. Твой путь лежит на юг. К островам На’би. Старый Совет считал их дикарями. Но они говорят с землёй. Они чувствуют болезнь лучше нас. Ты единственная, кто сможет говорить с ними на одном языке. Убеди их присоединиться к нам. Их знания могут стать ключом к исцелению».
Иди просто кивнула. На её лице было спокойствие человека, который давно знает свою дорогу и не боится по ней идти.
Наконец, Байрон повернулся ко мне, Рите, Шелли и Сету. Его взгляд был тяжёлым, оценивающим. «А вы… вы будете нашим остриём копья. Нашим скальпелем. Ваша задача — хаос. Вы будете наносить удары там, где враг их не ждёт. Уничтожать караваны с заражённой рудой. Сеять панику среди предателей. Разрывать их коммуникации. Вы должны стать для них призраками, ночным кошмаром. Вы должны выиграть нам время».
Я усмехнулся. Партизанская война против вселенского зла. Звучит как название для не самого удачного боевика категории «Б». Но, чёрт возьми, мне нравится.
«Сделаем, — кивнул я. — Когда выступаем?»
«Немедленно, — ответил Байрон. — Рассвет уже близко. И мы должны встретить его в бою».
Мы выходили из кабинета не как заговорщики, а как солдаты, получившие приказ. Наш хрупкий союз, рождённый в огне и отчаянии, превращался в механизм. Каждый становился шестерёнкой, и от работы каждой из них теперь зависело, выживет ли этот проклятый мир.
Когда я вернулся в наши покои после изматывающих переговоров по формированию Альянса, меня встретила полная тишина. Голова гудела от бесконечных дискуссий, споров и компромиссов. Решение разделить команду для выполнения разных миссий далось нелегко, и где-то в глубине души меня грызли сомнения.
Рита сидела у камина в одном из моих халатов, читая какую-то книгу. Шелковая ткань едва прикрывала ее стройные ноги, а в мерцающем свете огня ее кожа казалась золотистой. Как только я переступил порог, она подняла голову, и в ее небесно-голубых глазах я увидел понимание. Наша связь позволяла ей чувствовать мое состояние даже на расстоянии.
— Тяжелый день? — мягко спросила она, отложив книгу в сторону. Когда она встала, халат слегка разошелся, обнажая изгиб бедра, и мое дыхание сбилось.
— Можно и так сказать, — выдохнул я, опускаясь в кресло напротив. — Завтра мы разделимся. Ты отправишься с одной группой на север, я — с другой на восток. Первый раз за долгое время мы будем порознь.
Рита подошла ко мне с грациозностью кошки, ее босые ноги бесшумно ступали по мягкому ковру. Она встала за мое кресло и положила теплые руки на мои напряженные плечи.
— Ты сомневаешься в правильности решения? — В ее голосе не было ни капли упрека, только искренняя заинтересованность.
— Не знаю, — честно признался я. — Логически все правильно — так мы охватим больше территории, выполним больше задач. Но сердцем…
— Сердцем ты боишься за нас, — закончила за меня Рита, начиная массировать мои плечи. Ее пальцы нашли узлы напряжения и принялись их разминать. — Это нормально. Но ты же знаешь — мы справимся. Мы всегда справлялись.
Ее прикосновения постепенно снимали напряжение, и я почувствовал, как мышцы начинают расслабляться. Теплые руки скользили по моей шее, убирая узлы усталости. Я откинул голову назад, наслаждаясь ее заботой.
— Ты такая сильная, — прошептал я, накрывая ее руку своей. — Иногда мне кажется, что ты сильнее меня.
— Мы сильны вместе, — ответила она, наклонившись и поцеловав меня в макушку. Ее губы были мягкими и теплыми. — И даже на расстоянии наша связь не оборвется.
Я повернулся к ней лицом, притягивая ее к себе. Рита устроилась у меня на коленях, и я зарылся лицом в ее волосы, вдыхая знакомый аромат — смесь ванили и чего-то дикого, неприрученного. Ее тело было теплым и мягким через тонкую ткань халата.
— Я буду скучать по тебе каждую секунду, — признался я, чувствуя, как мое возбуждение начинает просыпаться от близости ее тела.
— И я по тебе, — прошептала она, целуя мой висок. — Но сейчас мы здесь. Вместе. И у нас есть эта ночь.
Слова Риты пробудили во мне что-то первобытное — желание запомнить каждое мгновение, каждое прикосновение. Я поднял ее на руки, чувствуя, как она обвивает мою шею руками. Ее дыхание стало учащенным, а в глазах заплясали искорки возбуждения.
Я отнес ее к нашей большой кровати, покрытой мягкими мехами. Осторожно поставив Риту на ноги, я встал перед ней, любуясь тем, как мерцающий свет камина играет на ее коже.
— Позволь мне, — прошептал я, начиная развязывать пояс ее халата.
Узел легко поддался, и ткань медленно соскользнула с ее плеч, обнажая молочно-белую кожу, которая казалась почти светящейся в мерцающем свете камина. Ее грудь вздымалась от учащенного дыхания, соски уже слегка затвердели от прохладного воздуха.
— Черт, — выдохнул я, не в силах отвести взгляд. — Ты прекрасна… Как же ты прекрасна…
Я провел руками по ее плечам, спустился к груди, чувствуя, как под моими ладонями учащается ее дыхание. Рита тихо застонала, когда мои большие пальцы очертили контуры ее сосков.