— Да! Да! Трахай меня как животное! — кричала Рита, откидывая голову назад. — Я твоя… полностью твоя!
Второй раз был еще более интенсивным, чем первый. Мы кончили почти одновременно, и я рухнул на нее, полностью обессилев.
За иллюминатором небо начинало светлеть — приближался рассвет.
— Посмотри, — прошептала Рита, указывая на первые лучи солнца. — Новый день начинается.
— А значит, у нас еще есть время, — ответил я, крепче прижимая ее к себе.
Рита вдруг села и наклонилась к небольшому сундучку у кровати. Достала оттуда тонкую серебряную цепочку с маленьким кулоном в форме кошачьей лапки.
— Возьми это, — сказала она, надевая цепочку мне на шею. — Чтобы я всегда была с тобой. А когда вернемся… — она замялась, — когда вернемся, я хочу пройти Обряд Окончательного Соединения.
Я знал, что это значит. В традиции народа кошек это был аналог свадьбы, только гораздо более серьезный. Магический ритуал, связывающий души навечно.
— Рита… — начал я, но она приложила палец к моим губам.
— Не говори ничего сейчас. Просто пообещай подумать об этом.
— Хорошо, — кивнул я. — Обещаю.
Она улыбнулась и устроилась у меня на груди. За окном солнце поднималось все выше, и вскоре нам придется подниматься на палубу, готовиться к высадке.
— Что бы ни случилось там, — тихо сказала Рита, — знай, что эта ночь была самой прекрасной в моей жизни.
— В моей тоже, котенок. — Я поцеловал ее в макушку. — В моей тоже.
Остров Безмолвия ждал нас впереди, таящий неизвестные опасности. Но теперь я знал, что у меня есть ради чего сражаться. Ради чего выжить.
Ради любви, которая сильнее любых страхов.
Глава 19
Причал опустел. Огромная, разношерстная армия, поднявшая столько шума, ушла на юг, оставив после себя лишь примятую траву, остывшие кострища и гулкую, нервную тишину. На фоне этого затишья наш «Рассветный Странник», покачивающийся у кромки воды, казался до смешного маленьким и одиноким. Пять человек против целого мира, который нужно спасти. М-да, расклад так себе. В любом голливудском фильме нам бы сейчас играл пафосный саундтрек, а камера медленно наезжала бы на наши суровые, решительные лица. В реальности же я просто проверял, хорошо ли закреплен ящик с галетами, и думал о том, что вся эта затея пахнет чистым, незамутненным идиотизмом. Наша армия — это приманка. Громкая, грозная, но всего лишь приманка, призванная отвлечь внимание врага, пока мы, горстка самоубийц, попытаемся пробраться в самое сердце системы и нажать на кнопку «Выкл».
Байрон подошел ко мне, когда я уже собирался подняться по трапу. Он выглядел уставшим, но в его взгляде была та твердость, которая и делала его лидером. Он не стал произносить напыщенных речей. Просто положил руку мне на плечо, и ее тяжесть была весомее любых слов.
«Вся эта армия, Макс… все это не будет иметь смысла, если у вас не получится. Мы купим вам время. Постарайтесь использовать его с умом».
«Будем стараться не облажаться», — я попытался выдавить из себя ободряющую ухмылку, но получилось, кажется, не очень.
Он кивнул, и его взгляд стал теплее, почти отцовским. «Я никогда не верил в пророчества. Они для жрецов и фанатиков. Но я верю в людей. Возвращайся, Макс. И верни их всех».
Он крепко, по-мужски, обнял меня. В этом объятии было все: надежда, страх, бремя ответственности и молчаливое признание того, что мы оба отправляем на смерть тех, кто нам дорог.
Рядом стоял Кларк. От мальчишки-дипломата, которого я встретил в Дальнегорске, не осталось и следа. Передо мной был командир, на чьих плечах теперь лежала ответственность за тысячи жизней. Он неловко переминался с ноги на ногу, но держался прямо.
«Лорд Ашер… Макс. Мои люди будут драться до последнего, чтобы прикрыть ваш фланг у Горного Стража. Мы дадим вам этот шанс». Он щелкнул каблуками и отдал честь — короткий, резкий удар кулаком в грудь, как было принято у террианцев.
Я кивнул ему в ответ. «Береги своих, Кларк. И себя тоже».
Последним я подошел к Грэгу. Он стоял рядом с трапом, прямой и напряженный, как натянутая струна. Шелли удалось поставить его на ноги, но я видел, что битва с тенями в его голове еще не окончена. Он хотел идти с нами. Его взгляд кричал об этом, умолял не оставлять его снова.
Я положил руку ему на голову. «Ты остаешься за главного. Усадьба на тебе. И… присмотри за ними», — я кивнул в сторону Байрона и Кларка.
Он ничего не ответил, только упрямо сжал губы. Но я знал, что он понял. Я давал ему не приказ, а миссию. Ответственность. То, что поможет ему удержаться на плаву.
«Ну что, по коням?» — Сет хлопнул меня по спине, нарушая затянувшуюся паузу. — «Пока мы тут слезы льем, враг не дремлет. Да и океан, говорят, не любит ждать».
Рита и Шелли уже стояли на палубе. Мои жены. Одна — скала, о которую разобьются любые шторма. Вторая — огонь, что согреет в любой холод. Я посмотрел на них, на Сета, на Грэга, оставшегося на берегу, и на мгновение почувствовал не страх, а острую, пронзительную гордость. Какого черта, может, у нас и правда что-то получится. Я развернулся и, не оглядываясь, зашагал по трапу на борт корабля, увозящего нас в неизвестность.
Священный Океан. Звучало красиво и пафосно, но на деле это была просто вода. Бесконечная, свинцово-серая гладь до самого горизонта, без единого островка, без единой птицы. Мы шли уже третий день, и чем дальше мы углублялись в эти проклятые воды, тем неестественнее становилась тишина. Пропал ветер. Волны исчезли, и океан превратился в огромное, неподвижное зеркало, отражавшее такое же серое, безжизненное небо. «Рассветный Странник» шел на одной лишь силе солнечных двигателей, и их тихое гудение казалось единственным звуком в этом мертвом мире.
«Прибыли, — Сет оторвался от приборов и растерянно посмотрел на меня. — Координаты сходятся. Мы на месте. Вот только… здесь ничего нет».
Я обвел взглядом пустынный горизонт. «Совсем ничего? Ни островка, ни рифа, ни даже дохлого кита?»
«Ничего. Глубина под нами — больше пяти километров. Никаких аномалий, кроме одной: все мои приборы сходят с ума. Компас крутится как бешеный, эхолот показывает то дно, то бесконечность, а магический фон… — он присвистнул. — Шкалит так, будто мы припарковались на крыше атомного реактора».
Мы стояли посреди этого «ничего», и чувство тревоги нарастало. Это была неправильная пустота. Она давила, словно мы вторглись в место, где нас быть не должно. В храм, где шла невидимая служба.
Иди вышла на нос корабля. Она была босая, в простом белом платье, и ветер, которого, казалось, не было, тихо шевелил ее волосы. Рита и Шелли встали позади, по бокам от нее, не сговариваясь, создавая живой щит.
«Он здесь, — прошептала Иди, и ее голос был едва слышен. — Он спит. И он очень, очень древний».
Грэг, стоявший у мачты, вздрогнул и потер виски. «Я чувствую. Что-то огромное. Как… гора. Живая гора, которая дышит».
Иди закрыла глаза и запела. Это не было похоже на ее боевые песни или на ритуальные гимны На’би. Это была колыбельная. Тихая, нежная, полная бесконечного уважения. Она пела не для нас. Она пела для океана. Она не требовала и не приказывала. Она просила. Просила древнего, спящего стража проснуться и выслушать детей, пришедших к нему с последней надеждой. Ее голос не летел над водой. Он, казалось, уходил вглубь, просачивался сквозь толщу воды, неся с собой не звук, а чувство. Просьбу о помощи, смешанную с извинением за то, что посмели потревожить вечный покой.
Я стоял, задержав дыхание. Я не понимал этой магии, но я чувствовал ее. Я чувствовал, как сама вода под нами начинает вибрировать в такт этой тихой песне. Что-то там, в недосягаемой, черной глубине, услышало ее. И оно начало просыпаться.
Сначала это было просто движение. Не волна, а медленное, неостановимое вспучивание воды в сотне метров от нашего корабля. Океан-зеркало изогнулся, поднимаясь все выше и выше, образуя огромный, идеально гладкий холм. А потом поверхность лопнула. Без брызг, без шума. Она просто разошлась в стороны, и из черной бездны показался он.