«Пришла полюбоваться на то, чем стала? — голос двойника был резким и насмешливым, ее собственный голос, но без капли тепла. — Мягкая. Домашняя. Посмотри на себя. Ты променяла сталь на шелковые простыни. Силу — на слабость».
Рита молчала. Спорить было бессмысленно. Она знала этот гнев, она сама кормила его годами. Она просто обнажила свой сияющий кинжал и короткий меч, принимая боевую стойку. Двойник хищно улыбнулась. «Вот это другое дело! Давай, покажи мне, чего стоит любовь твоего мужчины!»
Бой начался без предупреждения. Это был самый страшный поединок в ее жизни. Ее противник знал каждое ее движение, каждый финт, каждую мысль. Когда Рита делала выпад, двойник уже была там, блокируя удар. Когда она уходила в глухую оборону, яростная тень находила малейшую брешь. Их клинки пели смертоносную песню, высекая искры. Это был танец двух идеальных отражений. Но Рита быстро поняла главное: ее двойник была не просто равна ей. Она была сильнее. Ярость давала ей скорость и мощь, которые у Риты, обретшей покой, уже отсутствовали. Каждый ее удар был нацелен на убийство. Каждый выкрик — чтобы ранить не только тело, но и душу.
«Он бросит тебя, как и все остальные! — рычала тень, нанося серию сокрушительных ударов. — Ты всегда будешь одна! Одинокая волчица!»
Рита отступала, парируя удары, и с каждым звоном стали понимала — так ей не победить. Силой эту ярость не одолеть. Победить ее — означало бы убить часть себя, ту самую часть, что помогла ей выжить. Она не могла победить. И не должна была.
Внезапно, после очередной атаки, Рита не стала контратаковать. Она просто опустила руки, позволяя клинкам двойника остановиться в сантиметре от ее горла. Она смотрела в горящие ненавистью глаза своего прошлого.
«Ты права, — тихо сказала она, и ее голос был спокоен. — Ты спасла меня. Ты не дала мне сломаться. Ты была моей силой, когда у меня не было никого. Спасибо тебе».
Двойник опешила. Ярость в ее глазах на мгновение сменилась растерянностью.
А Рита сделала то, чего ее тень никак не могла ожидать. Она отбросила свои клинки в пыль. Они глухо звякнули, и этот звук эхом отозвался в наступившей тишине. И шагнула вперед, в объятия занесенных над ней мечей. Она не защищалась. Она просто раскрыла руки и обняла свое яростное, страдающее прошлое. Она обняла своего двойника.
На секунду тень замерла, ее тело было напряженным, как камень. А потом Рита почувствовала, как оно начало растворяться. Ненависть, ярость, боль — все это таяло в ее руках, как лед под лучами солнца. Двойник не исчезла. Она влилась в Риту, стала не шрамом, а частью ее силы. Силы, которая теперь была под полным контролем. Арена растворилась. Рита стояла в пустом, светящемся пространстве, спокойная и цельная, как никогда раньше. Она прошла.
Для Сета испытание началось с восторга. Он оказался в месте, которое было раем для любого ученого — в бесконечной обсерватории. Купол терялся в высоте, где вместо потолка медленно вращались галактики. Стены были уставлены стеллажами с книгами и свитками, а в центре зала стояли сложнейшие приборы: многомерные оррери, спектральные анализаторы, анализаторы магических полей. Воздух гудел от скрытой мощи знания. Перед ним, на пьедестале из кристалла, лежал один-единственный чистый лист и перо, которое светилось мягким внутренним светом.
Голос, лишенный эмоций, прозвучал не в ушах, а прямо в его сознании: Опиши природу врага. Дай исчерпывающую формулу Тьмы. Определи ее сущность. У тебя есть все знания вселенной. И вечность, чтобы найти ответ.
Сет рассмеялся. Это была задача для него! Не какая-то иррациональная проверка чувств, а чистая, холодная наука. Он потер руки в предвкушении. «Исчерпывающую формулу? Да с удовольствием!»
Он с головой погрузился в работу. Первые часы, или дни — время здесь текло странно — он был на пике эйфории. Он изучал древние тексты о Войне Создателей, анализировал пробы «зараженного» рудного серебра, которые мистическим образом появились на лабораторном столе, строил на кристаллических досках сложнейшие математические модели. Он подходил к проблеме со всех сторон: как физик, как алхимик, как маг, как историк. Он исписал сотни листов, выводя формулы, которые пытались описать Тьму как энергетический вирус, как пространственную аномалию, как проявление энтропии.
Но каждая теория, какой бы изящной она ни была, в итоге рассыпалась в прах. Тьма не подчинялась законам. Она их игнорировала. Она была алогична. Она была фундаментально неправильной. Сет замечал ее проявления, классифицировал ее эффекты, но суть, первопричина, ускользала от него, как вода сквозь пальцы.
Эйфория сменилась раздражением, затем — яростью. Он швырял книги, кричал на безмолвные звезды над головой. Как это возможно? Иметь доступ ко всем знаниям мира и не суметь решить одну-единственную задачу! Он чувствовал себя идиотом, загнанным в угол. Он был так уверен в силе своего разума, но этот разум оказался бесполезным инструментом против хаоса.
Отчаяние накрыло его тяжелой, душной волной. Он сидел посреди гор исписанных свитков, окруженный величайшими приборами в истории, и чувствовал себя абсолютно бессильным. Он проиграл. Его интеллект, его гордость, оказался ничем. Он посмотрел на самый первый, главный лист, который так и лежал пустым на пьедестале. Все его расчеты были лишь черновиками. Он не написал ни строчки чистового ответа.
И в этот момент, на самом дне отчаяния, к нему пришло озарение. Он вдруг понял. Вся эта обсерватория, все эти знания — это была ловушка. Ловушка для гордыни. Задача была не в том, чтобы найти ответ. Задача была в том, чтобы признать, что его нет.
Он медленно поднялся. Подошел к пьедесталу. Взял светящееся перо. Все его сложные формулы, все гипотезы, все расчеты исчезли из головы. Он перестал пытаться объять необъятное. Он просто написал на кристально-чистом листе одну фразу. Короткую и простую.
«Неизвестное не может быть описано известным. Сущность хаоса не может быть выражена языком порядка. Попытка сделать это — величайшая глупость».
Как только он поставил последнюю точку, перо в его руке погасло. Галактики над головой остановили свой бег и растворились. Бесконечная обсерватория исчезла, оставив его в том же светящемся пустом пространстве, где его ждала Рита. Он прошел испытание не тогда, когда пытался быть самым умным. А тогда, когда признал пределы своего ума.
Шелли оказалась в раю. Это был сад, который мог присниться только в самом светлом сне. Цветы, которых она никогда не видела, пели тихую мелодию, деревья склоняли ветви, усыпанные плодами из жидкого света, а в центре журчал источник с кристально чистой водой. Воздух был наполнен покоем и ароматом жизни. Шелли почувствовала, что могла бы остаться здесь навсегда.
Но ее испытание только начиналось. Она заметила это краем глаза — маленькое, темное пятно на идеально-зеленом листе у ее ног. Она наклонилась, и пятно на ее глазах начало расти, расползаясь по листу черными, маслянистыми венами. Это была гниль. Тьма.
Она подняла голову и увидела, как зараза распространяется по саду. С ужасающей скоростью. Прекрасные цветы чернели и рассыпались в прах, светящиеся плоды тускнели и падали на землю, вода в источнике становилась мутной и зацветала. Песня цветов превратилась в предсмертный хрип. Сад умирал на ее глазах.
Ее первая инстинктивная реакция, реакция Феникса, была предсказуемой. Сжечь! Сжечь скверну дотла, очистить это место огнем, а потом возродить его из пепла. Она чувствовала, как сила собирается в ее ладонях, готовая вырваться наружу очищающим пламенем. Это было просто. Это было эффективно. Она уже видела, как огонь пожирает черную гниль, оставляя после себя лишь стерильный пепел.