– Добрый день молодой человек, – тихо сказала она, посмотрев на меня добрым и каким-то отстраненным от мира сего взглядом. – Сегодня прекрасный день, вы не находите?
– Да, вы правы, день действительно прекрасный,- ответил я скорее из вежливости.
– Не могли бы вы мне сказать, как далеко идти вон туда, к людям? – и она указала в сторону Пятиэтажки. – Я уже столько времени иду и иду, но мне порой кажется, что это мираж.
– Увы, может быть это не далеко, но мне сложно сказать. А почему вы не хотите идти в другую сторону? К тем прекрасным зданиям, которые виднеются вдали? – спросил я.
– Почему-то мне кажется, что в тех краях во мне так не нуждаются, как в том неказистом доме, там конечно тоже люди и у них множество проблем, но там меня не ждут, – ответила она. – Много лет назад, я была частью сна, прекрасного сна, который описал русский литератор, он хотел видеть женщину, русскую женщину свободной, лишенной предрассудков, способной самой решать свою судьбу. Это конечно была прекрасная мечта и она осуществилась. Но почему-то счастливее женщины не стали и семьи крепче не стали, и многое стало сложнее и болезненнее в жизни людей. Видимо в том сне я мечтала о важном, но не главном. Мне так хочется прийти туда и спросить, в чем же ошибка, понять, почему мечта о личной свободе, такая ярка и такая правильная, будучи реализованной, не становится основой для счастья? Может быть, нужно было мечтать о любви, об искренности и подлинности чувств и через эти простые понятия открывать мир человеческих отношений, через них менять общество?
Она замолчала, я тоже молчал. Мне нечего было ей ответить, для меня это были вопросы, о которых я вообще никогда не задумывался. Это была какая-то высшая математика, запредельно простая и невероятно сложная философия, которая мне с одной стороны казалась почти примитивной, а с другой очень трудной для понимания. Да и вообще, какой смысл был задавать эти опросы мне, человеку который до кончиков ногтей пронизан желанием сделать карьеру?
– Вы не правы, возраст не имеет значения, это основные вопросы человеческого бытия и не имеет значения, когда их задавать – вдруг сказала она. – Прощайте, мне нужно идти, – и стала быстро удаляться в сторону Пятиэтажки. Неожиданно через серые гранитные плиты стали пробиваться зеленые ростки и уже через несколько минут прежде мертвое, каменное пространство стало цветущим лугом, воздух наполнился благоуханием трав и цветов. И в этот момент я проснулся.
Я рассказал свой сон бабушке. Она долго молча смотрела в окно, потом тихо сказала: «Сколько еще ей придется быть в пути, как долог этот путь, почти бесконечен, но ей придется его пройти и пока она в пути есть надежда, надежда на счастье для каждого из нас». Я совсем не понял смысл ее слов. Видимо я был просто не готов к пониманию, но я их очень хорошо запомнил. Именно они стали для меня тем кодом, через который я по настоящему почувствовал мою бабушку как человека, почувствовал ее душу и тот мир, в котором она жила, ее настоящий, подлинный мир.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ХОЛОДНОЕ ЛЕТО
За окном моросит дождь. Лето видимо на что-то обиделось и не очень хочет радовать теплом и солнцем. Прохладно, сыро, неуютно. Но настроение у меня боевое. В кармане диплом об окончании учебы и чтобы немного отойти от суеты мегаполиса и отчитаться перед родителями об итогах обучения я решил съездить домой. Мы давно не виделись и они очень хотели, что бы я приехал, а заодно помог по хозяйству на даче. Лето перевалило через экватор, столица была продрогшей от постоянных дождей и от этого суета большого города становилась еще больше утомительной, поэтому при всех «за» и «против», сменить обстановку и вновь окунуться в неторопливость провинциальной жизни было даже приятно. А там может быть и погода наладится.
Городок встретил мое появление с подчеркнутым провинциальным безразличием. Дремотное спокойствие, разлитое на его улицах, сразу же погрузило меня в прекрасное ощущение детства, школьных каникул, веселой беззаботности. Почему-то в моем сознании его образ всегда был связан с осенью, серыми домами и обшарпанными стенами. Но лето меняет все. Ни что так не украшает провинциальные города как растущие где и как придется прижившиеся у нас американские клены и наши родные ясени. Они как веселые художники-декораторы драпируют собой унылость провинциальной повседневности, внося в нее оттенки романтизма и какой-то уютности. Долгая яма как будто спряталась за ширмой из зеленых зарослей и потому казалась милой и приветливой.