Осень - время возвращения к самому себе. Сошел летний загар, разъехались толпы приезжих, закончился отпуск, но прежде этого и деньги. А осень в Астане - время расчетов, время противоречий. Осенью у людей нет времени любоваться окружающим миром, и вся красота мгновения пропадает втуне, не прикоснувшись к душе. Пройдя мимо, как несовпадающая прямая с линией жизни.
Так и сегодня. Кен шел по набережной, натянув шапку по самые уши, руки в карманах, плечи согнуты и выдвинуты вперед, глава чуть наклонена. Никого нет, даже тех, кто страдает от одиночества.
Вообще-то до офиса можно было добраться более коротким путем, по прямой, или даже сесть на автобус, чтобы проехать с десяток остановок. Кен же предпочитал добираться пешком, через дорожки парка. По пути он обдумывал дела, которые вчера не доделал, когда появилось что-то более срочное. Чаще всего составленный в общих чертах план выполняется в них же. Оставив детали за бортом. Согласно поговорке дьявол крылся в деталях, и утро Кена начиналось с получасового, а то и растянувшегося на час общения с ним. Но это уже детали. Обстоятельства жизни, не более.
Была еще одна причина, по которой он выбирал путь через парк и набережную. Если идти с этой стороны в офис, то в десяти минутах ходьбы от работы располагался маленький киоск, где готовили кофе на вынос. И за последние месяцы у него выработалась привычка покупать там кофе. Добираясь же до работы на автобусе или по улице, Кен уклонялся от маршрута, в котором была точка с кофейным киоском.
Была ли в его желании заказывать кофе именно там какая-то предопределенность? Пожалуй. Это слово стало для нового Кена, нового - выбирающего неудобный, но ставший вдруг важным, путь, чем-то вроде откровения. Пожалуй, perhaps, бәлкім - так неожиданно для него самого проявилась обновленная квинтэссенция жизненного опыта, и если бы у Кена был герб то девизом его, статусом, максимой стало было слово - пожалуй. С одной стороны фатализм, страх необычного или привычная нерешительность, с другой - бесшабашность, готовность допустить любое развитие событий. Пожалуй, пойду вперед, или, пожалуй, пойду назад, или останусь на месте.
С этого слова для Кена начался необычный период жизни, скучный, как Periodo Azul у трезвого импрессиониста. Проходя возле киоска с кофе, он останавливался на одной мысли - «Пожалуй, куплю себе кофе». И, потянув дверь на себя, неспешно заходил в маленькое помещение кофейни. Стойка у окна с двумя барными стульями, прилавок с кофейным аппаратом, и за невысокой оградой буфет, где рядом, едва выглядывая из-за прилавка, на стуле сидит она.
Курносая, с веснушками, улыбчивая девушка лет двадцати. Путаясь в окончаниях, она неловко спрашивала про его заказ. И он заказывал обычный черный кофе с сахаром. Дождавшись горячего стаканчика, расплачивался и уходил. Она всегда работала до полудня, в обеденный перерыв или вечером, вместо нее стояли уже другие - такие же молодые и веселые, но все же не она.
Несмотря на математический склад ума, на его склонность к систематизации, в жизни Кена мистика занималась крепкое, пусть и небольшое место. Каждодневная покупка кофе по утрам в будни стала для него своеобразным ритуалом начала рабочего дня. Проанализировав свои действия Кен решил, что пока ему не понятная логика в новоприобретенной причуде есть. Пусть будет так. Занести в расписание и выходить на пятнадцать минут раньше, чем прежде.
Все лето он заказывал кофе обходясь небрежными короткими фразами в общении с ней. Каждый день она была одинаковой, аккуратно суетилась, и провожала небольшими взмахами рук. Постепенно Кен оттаял. Вначале было ободрительное моргание, затем еле обозначенный кивок, а вслед за этим появилась и улыбка. В какой-то момент Кен осознал, что все вокруг него это обычные люди, занятые чем-то, бегущие по своим делам, беспокойные, нервные - это все просто люди, а не функции. И нанесенное извне (точнее определенное доходами и должностью, столица как-никак) пренебрежение к людям в его характере мало-помалу стало исчезать. Так прошло Время презрения.
Маленький кленовый лист яркого багряного цвета ухитрился застрять между ремнем и ушком сумки самым краем черешка и сейчас задорно колыхался в такт движениям плеча. Кен слегка потянул плечо, но листочек упрямо держался, словно говоря ему: если ты не против, то я бы хотел пройтись с тобой. Кен согласно прикрыл глаза - в стремительно тускнеющем мире серо-синих осенних оттенков пятно багрянца не помешает. Ровный тихий ветер иногда сменялся короткими порывами, словно ветер раздумывал, стать ему вихрем или просто покружить на месте. Кен краем глаза поглядывал за листком, но тот надежно держался, будто зачаленный к пристани Белема лично капитаном Васко Москозо де Араганом. Ах, вот откуда в его мыслях появился байянец. Кен рассмеялся и если бы у его необычного спутника была рука, то он бы с улыбкой и удовольствием пожал ее. Но листик единственной конечностью держался своего места. И ни шаги Кена, ни невидимые пальцы ветра, что украдкой дергали листочек, не смогли сдвинуть его ни на йоту. Дрожание краев и трепет всего тела показывали что, ветер может гулять в одиночестве, а багрянорожденный лист отныне независим и путешествует сам по себе.