Нельзя, однако, быть безжалостным! Простите его, как прощу его и я через два часа. Неужели же мое влияние на вас менее сильно, чем влияние короля на меня?
– Соблаговолите же, сударыня, позволить нам удалиться, – сказал прево, отвешивая поклон, – ибо мне не хотелось бы давать своей истинной повелительнице обещание, которое я не сдержу.
– Позволить вам удалиться? О нет! – воскликнула герцогиня, которая горела желанием удержать свидетелей своего торжества. – Я хочу, господин прево, чтобы вы видели, как унижен ваш враг, чтобы таким образом мы оба были отомщены заодно. Я дарю вам и виконту эти два часа.
Не благодарите… Говорят, что вы выдаете дочь за графа д'Орбека, не так ли? Право, прекрасная партия. Я сказала –
«прекрасная», а должна была бы сказать – «выгодная».
Присядьте же, мессер. Знаете ли, чтобы свадьба состоялась, надобно мое согласие, а вы его еще не спросили. Но я даю это согласие. Д'Орбек мне так же предан, как и вы. Надеюсь, мы увидим вашу прелестную дочку, насладимся ее обществом. И ваш зять будет, разумеется, благоразумен и представит ее ко двору. Как зовут вашу дочку?
– Коломба, сударыня.
– Красивое и приятное имя. Говорят, что имена влияют на судьбу; если это так, у бедной девочки нежное сердце, и она будет страдать… Ну, что еще случилось?
– Ничего, сударыня. Он сказал, что подождет.
– Ну что ж, превосходно! А я о нем совсем забыла…
Так вот повторяю: берегите Коломбу, мессер д'Эстурвиль!
Ее будущий муж, граф д'Орбек, под пару моему: его честолюбие не уступает алчности герцога д'Этамп, и ему ничего не стоит променять жену на какое-нибудь герцогство. Да и мне следует остерегаться! Особенно если она так хороша, как говорят. Вы мне представите дочку, не правда ли, мессер? Ведь мне надо приготовиться к защите.
Герцогиня сияла от удовольствия в предвкушении победы над Бенвенуто и долго с каким-то самозабвением говорила в том же духе, и в каждом ее движении сквозило радостное нетерпение.
– Ну, еще полчасика – и два часа истекут, – сказала она наконец, – и тогда бедный Бенвенуто избавится от пытки.
Поставим себя на его место – должно быть, он ужасно мучается! Не привык он к такому обращению. Лувр для него всегда открыт, и король всегда доступен. По правде сказать, мне жаль его, хоть он этого и не заслуживает. Он, вероятно, вне себя, не правда ли? Нет, вообразите только, как он разъярен! Ха, ха, ха, долго я буду вспоминать все это и смеяться… Господи, что за шум? Крики, какой-то грохот…
– Уж не расшумелся ли проклятый Челлини, соскучившись в чистилище? – проговорил прево, воспрянув духом.
– Хочу посмотреть, что там творится, – произнесла герцогиня, побледнев. – Пойдемте со мной, господа, пойдемте же!
Бенвенуто, решившись, по соображениям, которые мы знаем, помириться со всемогущей фавориткой, на другой же день после разговора с Приматиччо взял небольшую позолоченную вазу – выкуп за свое спокойствие – и, подхватив под руку Асканио, очень бледного и ослабевшего после тревожной ночи, отправился ко дворцу д'Этамп.
Сперва его встретили лакеи, отказавшиеся доложить о нем госпоже спозаранок, и он потерял добрых полчаса на переговоры. Это уже начало его раздражать. Наконец пришла
Изабо и согласилась доложить о нем госпоже д'Этамп. Она быстро вернулась и передала Бенвенуто, что герцогиня одевается и что ему придется немножко подождать. И вот он, запасшись терпением, уселся на скамью рядом с Асканио, который был истомлен ходьбой, жаром и своими мыслями и чувствовал легкую дурноту.
Так прошел час. Челлини принялся считать минуты.
«Конечно, – раздумывал он, – туалет – самое важное занятие герцогини за весь день. Четверть часа раньше, четверть часа позже, – да стоит ли из-за этого жертвовать той выгодой, которую принесут хлопоты!» Однако, невзирая на философские рассуждения, он начал считать секунды.
Асканио же тем временем становился все бледнее; он решил скрыть от учителя недомогание и мужественно пошел вместе с ним, не проронив ни слова; утром он не поел и чувствовал, хотя и не признавался себе, что силы его покидают. Бенвенуто же не мог усидеть на месте и стал мерить большими шагами прихожую.
Прошло еще четверть часа.
– Ты себя плохо чувствуешь, сынок? – спросил он Асканио.
– Нет. Право же, нет, учитель. Скорее вы себя плохо чувствуете. Запаситесь же терпением, умоляю вас, теперь уже недолго ждать.