Леопольд фон Захер-Мазох
Асма
Произошло это в одном большом славянском городе, принадлежащем австрийской империи, когда я молодым офицером служил там в местном гарнизоне.
Директор городского театра с необычайно пестрым составом артистов всякого рода, расклеил однажды по городу колоссальные кричащие афиши, в которых объявлялось о выступлении молодой атлетки Асмы Рогановой. Она была главной приманкой обещанного афишами представления. О ее красоте директор, распивавший иногда с нами бутылку венгерского, рассказывал настоящие чудеса.
Была ли она действительно русская?
Одно время в мире артистов и наездников господствовали исключительно французские и итальянские имена, потом наступил период англомании.
Когда затем на первый план выступили славяне – поляки и русские – и их писатели, художники и певцы повергли в изумление весь мир, – в моду вошли русские имена. Немецкие писатели стали называть себя Самаровыми или Шубиными, и их примеру последовали цирковые артисты, героини трапеции.
Я познакомился с Асмой Рогановой еще до того, как она вышла на арену. Этим я был обязан любезной предупредительности директора, который привел к нам легендарную артистку в первый же вечер ее прибытия.
Первое впечатление было похоже на сильное разочарование. Асма оказалась высокой, крепко сложенной женщиной – действительно, красивой, но грубой и неуклюжей. По типу она могла быть и русской, и немкой из северной Германии, потому что и на восточном германском побережье встречается этот тип здоровой женщины с круглым светлым лицом, с небольшим своенравным носом и с копной великолепных волос женщины-Самсона.
Меня лично больше всего поразили ее чудесные зубы, рот хищного зверя, и затем – ее серые глаза, не особенно большие и без блеска, но совершенно необыкновенные, благодаря выраженной в них непреклонной, несокрушимой воле, – глаза укротительницы зверей или гипнотизера.
Муж ее, носивший французское имя, был маленького роста, худощавый южанин с очень живой речью, с драматической жестикуляцией, недурной рассказчик, умевший держать в напряжении большое общество.
Вечером следующего дня состоялось первое представление. Оно заставило нас до того уверовать в необычайное искусство Асмы Рогановой – что широковещательные афиши показались нам бледными и скромными перед этим изумительным феноменом. Прежде всего, она оказалась на подмостках необычайно интересной женщиной. В один миг бесформенная куколка превратилась в очаровательную бабочку! Когда муж снял с нее темный меховой плащ, и она предстала перед нами в своем блестящем рабочем костюме, мы увидели женщину идеальной красоты, способной посрамить все мраморные статуи богинь.
Вскоре мы должны были преклониться и перед ее искусством. Продемонстрировав нам в нескольких номерах свою силу, она приступила к главному номеру программы. С помощью веревки Асма вскарабкалась на трапецию, колыхавшуюся высоко под потолком здания, – в то же самое время муж ее показался в противоположном конце зала на галерее и занял свой пост на трамплине.
Асма Роганова отвязала трапецию и вцепилась зубами в узел веревки, которой была привязана эта трапеция. В зрительном зале наступила могильная тишина – все замерли, затаив дыхание. Музыканты играли марш. Асма с улыбкой на устах кивнула головой своему мужу – и тот вмиг перелетел через весь зал и повис, уцепившись своими сухощавыми нервными руками за трапецию, которую крепко держала в зубах его жена.
Громом аплодисментов было встречено это необыкновенное по смелости упражнение, и восторг публики еще усилился, когда француз исполнил несколько трюков, раскачиваясь на трапеции между небом и землей, в полной зависимости от произвола своей красивой, улыбающейся жены или, вернее, ее крепких зубов.
Следующим номером было зрелище, правда, менее опасное, но не менее волнующее: борьба, на которую атлетка вызывала желающих посредством афиш и газетных объявлений. Нашелся, однако, только один храбрец, решившийся на этот опыт. Это был известный своей силой и ловкостью преподаватель гимнастики.
Словно легкая лихорадочная дрожь пробежала по залу, когда на арене, где уже ждал противник, появилась прелестная женщина в трико. Вместо обычной короткой юбки, вышитой золотыми блестками, вокруг ее бедер была обернута шкура пантеры. Так представала, вероятно, Брунгильда, королева Исландии, перед своими подданными.