Следствие было недолгим, но заточение в зловонной камере все равно оставило на лике узницы следы тяжкой муки, а, точнее, это сделали нескончаемые пытки. Но к ее же счастью, на первом же заседании судьи и присяжные огласили свой приговор – смерть через сожжение! Доказательства связи с Дьяволом были налицо, к чему долгие тяжбы? Лишь огонь, по мнению Церкви, мог очистить мир от ее скверны. Подобная участь ждала и Шарлотту, но вернувшийся из долгого путешествия по Европе хозяин родового замка, вступился за несчастную, убедив всех словом и звонкой монетой в том, что нет вины на той, что не носила на своем теле адской печати. Неведение стало ее защитой, а золото заступника – щитом.
Как бы то ни было, приговор Авроре был оглашен. Девушке было позволено встретить последний в своей жизни рассвет, восходя на помост собственного погребального костра. Горькая ирония судьбы: она, чистая душой и телом, примет мученическую смерть, чтобы вечность гореть в пламени преисподней.
Поздно ночью, сидя на прелой соломе на дне церковных казематов, где царил непроглядный мрак и нестерпимая вонь, девушка почувствовала дуновение свежего ветра, принесшего с собой наслаждение. Подумать только, каким мелочам начинают радоваться узники, потеряв надежду обрести свободу. Свежий воздух уже был подарком, а если бы ей было позволено глотнуть свежей воды вместо того смердящего пойла, что ей ставили на пол, словно собаке, можно было смело и в ад идти.
– Боишься? – раздался до боли знакомый голос подле нее. Аврора слышала его лишь однажды, но он навечно врезался ей в память.
– Не так страшна смерть, как ее малюют, – равнодушно произнесла она, даже не повернув головы в его сторону. – Страшной ее делает лишь трусость!
– Ты повзрослела, – произнес он, зажигая небольшую свечу, отбросившую на покрытые влагой стены пляшущую тень, столь отвратительную, что девушка вновь возжелала оказаться в спасительной тьме, лишь бы не встречать напоминаний о том, что ждет ее после смерти. – Стала мудрее… и, должен сказать, смелее, даже жалко отпускать тебя из этого мира. – Девушка ничего не ответила и на несколько минут меж ними воцарилась гнетущая тишина. – Так и будешь молчать? Не станешь взывать к милосердию? Просить пощады? Неужели по-прежнему уповаешь на Всевышнего?
– Всем известно: Господь — олицетворение добра, а Дьявол — зла. Первый иногда бывает суров, но Люцифер точно не способен проявить милосердие. Зачем ты здесь? – устремив на него опустошенный взгляд, произнесла она, пытаясь не показывать ему боль, терзавшую ее тело. Пальцы ног после примерки «испанского сапога» были все переломаны, а суставы вывихнуты после рокового танца на дыбе.
«Меньше движений – меньше боли!» – решила она, пытаясь унести свои мысли подальше от этого проклятого места.
– Я твой проводник до адских врат, – пояснил мужчина, усаживаясь напротив нее.
– Ты не понял: зачем ты пришел сюда сейчас? Представление начнется на рассвете, а эта ночь принадлежит мне.
– Будем считать, что я хочу провести ее с тобой! – с ехидной ухмылкой произнес он.
– Звучит весьма двусмысленно, – все так же отстраненно фыркнула она. Это спокойствие выводило из себя. Он пришел сюда, чтобы увидеть ненависть и гнев, а вместо этого видел полное равнодушие к собственной участи. Нечасто за его многовековое существование на пути встречались люди, которых он не мог разгадать. Большая часть душ была для него раскрытой книгой, а эта смертная – тайной за семью печатями. Подобно двуликому богу, Аврора хранила свои истинные мысли и чувства в себе, лишь изредка, в моменты душевной слабости, позволяя им вырваться на волю. Покорность – была ее особенностью, вот и сейчас, когда ей было положено метаться в клетке подобно раненой тигрице, она молчаливо сдалась на волю судьбы. То ли понимая, что ее мольбы о пощаде бесполезны, то ли не желая унижаться перед слугой Люцифера. А он все гадал: смирение ли это или гордыня; добродетель или грех.
– Ну что ты, не подумай чего постыдного. Как я могу испортить собственный товар! – безразличным тоном бросил он, искоса наблюдая за ее реакцией. Ничего! Все тот же камень! Хоть бы слезинку проронила, так нет! Сидит так, будто душу давно из нее уже вынули, оставив телесную оболочку гнить на земле: потерянное нечто – безвольная кукла. От одной мысли на душе даже как-то противно стало. Но нет, душа вроде на месте. А вот отсутствие должной реакции на его присутствие стегнуло плетью по гордости, однако любопытство все же пересилило обиду. Никак не мог он в толк взять, почему не чувствует ненависти к своей персоне, исходящей от этого создания. Ведь, по сути, кашу эту он заварил, он наслал проклятие, он навязал ей эту сделку, а она в ответ не то, что не прокляла, слова осуждения не высказала. Воистину, либо святая, либо бездушная. Самому даже интересно стало, как этакий ангел в ад спустится. К кому во владение попадет… да что с ней сотворят падшие… При этих мыслях невольно чувство вины захлестнуло мужчину с головой. Признаться, не ожидал от себя подобного. Как же это по-человечески.
Видимо, в этот момент мысли у бессмертного на лице отразились, ибо девушка, наконец, вышла из своего безразличного забытья, с интересом наблюдая за его движениями. Как-то даже неловко стало, будто в душу заглядывает. Нет, не простая птичка попала в его силки, а что в ней особенного, кто ж теперь разберет. Подумать только, веками не испытывал сожалений, а тут на тебе. Не дай Дьявол, кто узнает – засмеют!
– Я прощаю тебя, – коротко сказала она, вновь погружаясь в молчаливое оцепенение.
– Я не нуждаюсь в извинениях! – презрительно фыркнул он. Самому тошно стало при виде этой святости.
– Даже Люцифер нуждается в прощении, только получить он его не может, а потому злость свою вымещает на творениях Господа.
– Ты только ему эту мысль не вздумай озвучить, – усмехнулся ведьмак, – если ты думаешь, что дальше ада падать некуда, то ошибаешься! Он тебя за такие крамольные речи не только в вечном пламени гореть заставит, но и по таким чертогам протащит, где сам Иуда не бывал. – Девушка на это лишь презрительно фыркнула.
– Видимо, я должна тебя поблагодарить… – все так же спокойно проговорила она.
Это еще что за новости? Не думал Лионель, что Аврора Д’Эневер сможет удивить его еще больше, а тут такой удар. Мужчина едва не подскочил от удивления.
– За Лотти, – пояснила она, видя удивление, промелькнувшее в его голубых глазах, – не ожидала, что в демонах можно встретить сострадание.
– Во-первых, я не демон, а ведьмак и все еще человек, точнее то немногое, что от него осталось…
– А во-вторых? – перебила она его и, превозмогая боль, повернулась в пол-оборота.
– А во-вторых, я не понимаю, о чем ты говоришь!
– Напротив, прекрасно понимаешь. Когда мы заключали сделку, ты сказал, что не будешь вмешиваться в нашу судьбу, а значит, Лотти должна была сгореть вместе со мной, но ты помог ей. Не будь нашего договора, священник все равно бы написал письмо, нас осудили бы вдвоем. Такова была судьба.
– Признаюсь, ты умнее, чем я мог ожидать от девятнадцатилетней девушки.
– Почему ты это сделал?
– Скажем так: это последняя дань моей человечности, прежде чем я перейду в новую сферу бессмертия. Ну и еще, последний подарок твоей душе, тебе удалось удивить меня, а живущие не первое столетие ценят это чувство превыше золота. Не хочу, чтоб твоя жертва была бессмысленной.
– Спасибо, – прошептала она, собираясь сказать еще что-то, но зазвонивший колокол вернул ее к реальности. – Колокол, сейчас придут и за мной!
Девушка устремила свои янтарные глаза на мужчину, но его образ на глазах начал таять, пока не исчез вовсе, забрав с собой и спасительный свет свечи, который в преддверии смерти уже не казался столь отвратительным, и последнюю надежду. В этот момент ее будто прорвало. Как бы ни неприятно было ей общество мага, оно всяко было лучше одиночества в последнюю ночь на бренной земле. Своими присутствием он отвлек ее от мрачных мыслей, но траурный звон с силой вырвал ее из объятий эфемерного мирка, который поддерживал в ней надежду и веру в спасение, а теперь этот облачный замок рухнул под суровым натиском реальности, наполнив душу страхом. Она не хотела умирать, и уж тем более не хотела отправляться в ад.