Дэлеб, сверкнув полными ненависти глазами, даже не поднялась со своего места. Такая же упрямица, как и ее повелитель. Тот тоже скорее примет смерть, чем поступится принципами.
– Выходи, – прорычал он, снимая с раскаленной докрасна решетки тяжелый затвор.
– И что будет? Если желаете меня убить, в том нет необходимости, ваш яд уже вынес мне приговор.
– Ты хотела сказать твой яд! – равнодушно поправил ее демон. – Я хочу оказать тебе последнюю милость.
– И какую же? – фыркнула демоница.
– Позволить тебе умереть смертью воина, – с этими словами Асмодей достал из ножен Ала́стора длинный меч, бросая его Дэлеб.
– Исход этого боя известен. Поистине героический поступок – бросить вызов слабому сопернику – женщине, неделю пролежавшей в забытьи, – презрительно заметила она.
– Твоими стараниями и я увечен! Твой яд, кнуты Люцифера, губительная сила пустоши, голод… едва ли я смогу сражаться даже в пол силы.
– Но даже это превышает мои возможности! Так в чем суть?
– Ты что-то путаешь, Дэлеб. Я не даю тебе шанса на помилование или спасение! Я предлагаю тебе умереть от руки, подписавшей тебе смертный приговор. На мой взгляд, это справедливо. Держи, – достав из кармана небольшой флакон, произнес Асмодей.
– Что это? – взяв бутылочку и изумрудной жидкостью, спросила она.
– Последнее достижение местных алхимиков, – пояснил демон.
– Жидкая сила? – изумленно произнес Ала́стор, осмелившись вмешаться в разговор. Даже для Преисподней этот эликсир, удваивающий силу, был редкостью, доступной лишь элите. Не многие рыцари решались на подобное приобретение, а уж раздавать его обреченным на смерть ради справедливости – щедрость немалая, особенно учитывая тот факт, что потрачена она будет напрасно.
– Да, – кивнул Асмодей.
Припав губами к чудодейственному флакону, демоница подняла меч, выходя из темницы в просторную залу, откуда мучители обычно наблюдали за страданиями грешников. Что ж, шансов даже с этой настойкой у нее все равно практически не было, а потому и смысл честной игры отпадал. Пользуясь тем, что Владыка отвлекся на разговор с Ала́стором, она нанесла свой удар, однако, не рассчитав скромные размеры коридора, прочертила острием по стене, высекая град искр, лишь вскользь задев Асмодея, рассекая левую половину лица от брови до щеки, а затем скользнула по плечу и руке. Кровь в одночасье хлынула из разорванной раны, застилая глаза алой пеленой, издав злобное шипение, демон отскочил в сторону, потянув за собой своего товарища, обнажившего небольшой кинжал.
– Не нужно, – остановив его занесенную руку, прорычал мужчина, взмахом меча отогнав от себя Дэлеб на почтительное расстояние. – Что ж, женщина не обязана биться, как мужчина, но вполне может умереть от его меча.
Поднеся клинок ближе к себе, Асмодей обхватил ладонью ледяную стать, проведя от острия к основанию, обагряя лезвие своей кровью. Впитав багровую дань до последней капли, меч запылал синим пламенем, отражавшимся в испуганных глазах Дэлеб.
– Это же… – одними губами прошептала она, воззрившись на золотую рукоять меча, крестовина которой представляла собой два распахнутых крыла с огромным изумрудом посередине. Лезвие из голубой стали, сплошь усыпанное енохианскими рунами сужалось к основанию, напоминая женскую талию, а острие имело золотое напыление, сияя ярче солнца при попадании света.
– Это меч Серафима – мой меч. Им я сражался за небесное воинство, им сражу и порождение Сатаны. От него падет и зачинщик восстания, клянусь.
Почему Асмодей именно сейчас решился поднять оружие, веками пылящееся на камине, не понимал никто. Может, хотел проверить его силу, может, решил вспомнить былые дни. Все знали одно: после падения с небес высшие демоны (те, кто не утратил священные клинки) сложили свои мечи, избрав иное оружие, возможно страшась всевышней кары.
– Что ж, я не буду желать тебе удачи, – произнес Асмодей. – Не прошу сражаться честно. Знай только, что я все сделаю быстро.
Бой был недолгим. На лету их мечи схлестнулись, издав пронзительный треск металла и высекая десятки огненных искр! Началась ожесточённая битва. Хоть Асмодей и был ранен, он молниеносно орудовал своим мечом, под ударами которого Дэлеб каждый раз содрогалась всем телом, прекрасно понимая, что каждый удар святого оружия может быть последним. Пользуясь тем, что боевая рука демона была ранена, она отчаянно пыталась выбить меч из ослабевшей хватки, но все попытки были тщетны. Дважды она сделала резкие выпады, но рыцарь мастерски увернулся от каждого из них. Вскоре эта игра ему наскучила, а может силы, ослабленные пустошью, начали его покидать. Сделав несколько стремительных выпадов, он оттеснил соперницу к стене, не давая как следует размахнуться. Искры летели во все стороны. Бьющиеся мечи сверкали при свете факелов, как вспышки молний и, наконец, одна из них сразила демоницу в самое сердце. Издав пронзительный крик, она выронила меч Ала́стора из рук, сползая на пол. Кровь хлынула у нее изо рта, ясный взгляд затуманила поволока смерти и, вытянув в последней мольбе руку, она с мольбой посмотрела на сразившего ее демона.
– Владыка, – прохрипела она, задыхаясь в последней агонии. – Я не хотела…
– Почему? – опускаясь на корточки подле нее, произнес Асмодей, заглядывая в глаза той, что верой и правдой служила ему долгие века. – Ты хотела ее смерти? Или моего поражения?
– Ни того, ни другого, мой господин. Только слепец не заметит Вашего к ней недозволительного отношения. Она стала Вашей слабостью и эту слабость заметили не только Ваши соратники, но и Ваши враги.
Любящая Вас, я не могла этого допустить. Она просто должна была исчезнуть. Навсегда! И все пошло бы по-старому руслу, демоны не теряли бы уважение к Вам, – Дэлеб не боялась говорить, но силы постепенно оставляли ее, губы синели, дыхание сбилось. Священный огонь меча Серафима выжигал всю скверну из ее души, очищал тело, готовя оскверненную душу к последнему пути – на пустошь.
Она сидела, уперев спину в ледяную стену, а Асмодей задумчиво сидел подле нее, душой впитывая горечь ее слов и признавая правоту, пусть и изувеченную ядом ревности. В последнем порыве она прильнула к его груди, но не заплакала, сделала последний в своей жизни вздох и испустила дух. Услужливая, исполнительная, не боящаяся замарать руки его поручениями и… преданная. Парадоксально, но несмотря на все сказанное Ала́стору в безысходной злобе, даже предав, ее сердце осталось верным Асмодею. Он доверял ей, как не доверял никому. Она была ему ближе всякой любовницы, за нее он готов был отдать жизнь, но так и не смог полюбить ее. Дьявол всемогущий, сколько страшных тайн она унесла с собой в могилу; сколько жестоких приказаний выполнила; скольких умертвила врагов в угоду его тщеславию. Верная душа, сраженная ревностью. Женщина, не ставшая любимой. Любовница, не сумевшая признать своего поражения. Предательница, не заслужившая смерти. Она умерла от руки своего возлюбленного на его руках, найдя в том последнее утешение и последнюю милость. Она ушла без сожаления, оставив на его душе очередной шрам. Демон пришел сюда, как палач, но уходил отсюда, как человек, понесший величайшую потерю. Проклятый небесами, проклятый людьми и проклинающий сам себя.
– Ала́стор, – поднимаясь с пола, произнес он, отирая с лица кровь тыльной стороной ладони.
– Да, мой господин.
– Скажи, ее слова касательно Авроры… – Асмодей слегка замешкался. Собственно, он прекрасно понимал, что об этой связи в каждом углу шушукаются не только грешники, но суккубы. Они не могли понять его поведения и его отношения, а все непонятное, выходящее за рамки принятого, всегда воспринималось в штыки, потому они ненавидели Аврору, и осуждали его. Ад не готов был меняться, по крайней мере кардинально.
– Да… – протянул демон, заметив нерешительность своего господина.
– Ты видишь меня в таком же свете? Слабым?
– Я вижу Вас другим, – пытаясь подобрать правильные слова, чтобы не разбередить утихший гнев Асмодея, произнес воин.
– Говори прямо, – устремив на демона испытующий взгляд, прорычал хозяин обители.