При этих словах на глазах Перикла выступила слеза.
Слеза Перикла закончила его речь. По знаку архонта выступил вперед один из служителей и начал раздавать судьям черные и белые камешки. Черный цвет означал виновность подсудимого, белый — невиновность. Затем гелиасты встали со своих скамей и, один за другим, начали подходить к урне, бросая в нее то белый, то черный камень.
Первое голосование гелиастов должно было определить виновна, или невиновна Аспазия, второе — в случае признания виновности — относилось бы к выбору наказания.
Наконец, все гелиасты подали голоса; белые и черные камни были тщательно сосчитаны на глазах архонта.
Глаза всех были устремлены на урну, из которой вынимались камни. Количество белых камешков все увеличивалось…
Супруга Перикла была оправдана!
На весах Фемиды тяжелее всех оказалась слеза Перикла!
Едва произнесенное устами архонта оправдание, точно на крыльях разнеслось по всей Агоре.
Аспазия поднялась. Взгляд ее остановился на мгновение на гелиастах и легкая краска выступила на ее лице.
Глава X
— Мирмекид, — говорил один афинский гражданин своему соседу, отправляясь однажды утром на Пникс, — то что мы можем решить сегодня на Агоре, кажется мне, будет иметь дурные последствия для Эллады. Для этого есть множество предзнаменований, но что всего ужаснее это то, что на Делосе, священном Делосе, острове бога Аполлона, никогда до сих пор не подвергавшегося землетрясению… оно произошло и длилось минуту.
— Делос потрясен! — вскричал Мирмекид. — В таком случае в Элладе не осталось более ничего твердого.
— Мегарская собака! — раздались вдруг крики, — мегарская собака! Убить его! Побить камнями.
Громадная кричащая толпа быстро собралась вокруг человека, схваченного несколькими афинянами.
Не первый раз мегарцы бывали биты в Афинах за дурные дела. Еще раньше, чем афинский рынок и гавань были закрыты для соседнего города, многие его граждане были изгнаны. Но негодование и злоба против мегарцев особенно усилились с тех пор, как они варварски убили посланного из Афин глашатая; с того дня афиняне поклялись побивать камнями каждого мегарца, который появился бы в Афинах.
Пойманный умолял пощадить его и клялся всеми богами, что он не Мегарец, а элевсинец.
— Не верьте ему! — кричал тот, что первый схватил его и продолжал держать, не верьте ему — я его знаю. Это мегарская собака!
В это время мимо проходило несколько архонтов. Они, узнав в чем дело, позвали стражу и приказали взять пойманного.
На Пниксе, в стороне от народного собрания, трое мужчин тихо, но с жаром, перешептывались. Это были Клеон, Лизикл и Памфил. Они, очевидно, о чем-то договаривались.
Явились на Пникс и посланные на афинское народное собрание лакедемоняне. Они требовали удовлетворить претензии родственной и союзной им Мегары. Враждебными взглядами обменивались спартанцы и окружавшие их афиняне.
Один олигарх шепнул на ухо другому:
— Чего мы должны желать, войны или мира?
— Трудно решить, что лучше, — пожал плечами его собеседник.
Еще более возбужденный, чем тогда, когда он поднимался на Пникс, сходил с него афинский народ. Через некоторое время на Агоре обсуждали прошедшее народное собрание.
— Я нахожу, что Перикл никогда не говорил так прекрасно! — кричал Мирмекид. — О, это лисица с львиным лицом! Как он спокоен, он делает только вид, что готов на всякие уступки, а сам выставляет такие требования, которые, никогда не могут быть приняты. Как он ловко сказал, что афиняне готовы возвратить своим союзникам полную свободу, только спартанцы предварительно должны сделать то же самое со своими.
— Я предчувствую морской поход! — вскричал цирюльник Споргилос.
— Отчего бы и нет? — раздалось несколько голосов. — Разве тебе не нравится веселое морское путешествие.
— Море всегда горько-соленая вещь, — возразил Споргилос.
— Ешь чеснок, как боевой петух, чтобы сделаться храбрее и задорнее! — крикнул кто-то.
В это время рядом раздавался голос Клеона:
— Я хочу войны, но без Перикла, — кричал он, — война не должна еще более возвысить Перикла. Как мы сможем добиться от него отчета, когда он будет стоять во главе войска? Долой Перикла!
Того же мнения был и Памфил, который даже зашел еще дальше, говоря, что Перикла нужно не только изгнать, но и наказать за его управление и заключить в тюрьму.