Правда, размышляя обо всем этом я сам едва психологически не надломился, когда с пронзительной ясностью прочувствовал, что я и сам теперь плебей. Неприятные размышления прерывало возвращение синтов-экзекуторов. Одна из них распылила мне на спину медицинский гель, а вторая протянула одноразовую деревяшку, предлагая взять ее в зубы, на что я только отрицательно покачал головой.
Меня ни разу не пороли, но думаю уж как-нибудь выдержу, не покажу боли и страдания. С такими мыслями я сохранял душевное и внутреннее спокойствие ровно до того момента, как свистнул позади хлыст, а спину ожгло огнем. Понял, что кожу рассекло глубоко, но из-за заранее нанесенного геля крови не было.
Еще понял, что предложенная деревяшка совершенно бы не помешала.
Выдержав паузу в три секунды, синтбионт нанесла второй удар, чуть ниже первого, а после опять через три секунды третий, четвертый и так до двенадцати, спускаясь по спине сверху вниз. К последнему удару я лишь невероятным усилием мог держать голову прямо, не роняя на грудь.
Медицинский гель уже наносили на спину Пауле — после первого удара громко взвывшей. Я старался стоять прямо, но в глазах помутнело и время превратилось в бесконечность, разбавленную криками и рыданиями истязаемых инфант, причем зрители к этому моменту совсем стихли.
Уводили нас из круга уже синты-парамедики. Вышло их восемь, по двое на каждого. Меня взяли было под руки, но я высвободился — делом чести было идти самостоятельно, хотя видел я все размыто, воспринимая только желтые линии. До капсулы добраться сил хватило, а дальше туман — пришел в себя лежа на кровати лицом вниз. Почти сразу снова впал в беспамятство, но совсем скоро опять очнулся от боли.
В нанесенном на спину геле обезболивающего не было, или его действие регулировалось монитором. Ночь тянулась гораздо медленнее, чем экзекуция, спал я урывками, по большей части находясь в полубеспамятстве. Мысли путались, словно щупальца попавшего в вязкую воду осьминога — полностью отключиться не давала боль, а окончательно прийти в себя истощение и усталость. Основной мыслью, за которую в спутанном сознании получилось зацепиться словно якорем, стало опасение, как я в таком состоянии буду сдавать тесты.
К утру стало совсем плохо, я несколько раз сваливался в бред. В видениях наблюдал рядом с собой странную женщину — в скрывающей лицо венецианской черно-белой карнавальной маске. Незнакомка сидела рядом, гладила меня по голове и напевала без слов знакомую мелодию казавшимся таким родным голосом.
Сквозь проблески разума я подумывал о том, что если уже в первую ночь у меня начались галлюцинации, то что дальше? Семь суток заточения под домашним арестом грозились превратиться в растянутую экзекуцию, но все закончилось утром — сразу после оповещения о подъеме появилась синт-парамедик и залила мне раны на спине исцеляющим гелем с обезболивающим. После ее ухода пришло системное оповещение, что наказание плетьми включает в себя и последующую ночь — чтобы было время подумать о своем поведении и решить, хочется ли испытывать подобное впредь.
Не знаю, была ли подобная опция у нас в замке для получавших наказание аспектов, но мне лично больше категорически не хотелось проходить подобную экзекуцию. Избавление от боли воспринял с такой радостью, что даже запрет на ближайшие семь суток выхода из личной капсулы не расстраивал.
Еду мне выдали суточным пайком, щедро оставив сразу три, два из которых я съел к вечеру первого дня, набираясь сил после сложной ночи. Это стало проблемой — на четвертое утро получил оповещение, что суточные пайки были мне выданы как трехразовый режим питания в режиме карцера — понедельник-среда-пятница, на весь срок заточения.
После столь неожиданного поворота время потянулось невероятно медленно, и вторая половина от назначенного наказания прошла гораздо тяжелее, чем первая. Последние двое суток превратились в пытку не хуже первой мучительной ночи — на день по норме у меня было только два литра воды, и ощущение сытости они не давали. Кроме того, убегая от состояния голода в концентрации, я к субботе решил все тесты по срезу знаний.
В последние сутки домашнего ареста уже готовился лезть на стены, но к счастью нашлось развлечение — утром со стороны Солнечного колодца раздался громкий гул тысяч голосов. Дверь выхода из капсулы на трибуны-галерею огромной арены была затемнена, но я представлял, что там происходит — битвы эскадронов в ходе стратагем.