— Дон Диего из конкретики только сказал, дословно, что материал у меня хороший, пусть это и худший отряд инкубатора.
— Меня, а теперь и тебя, гонят вперед к определенному, но пока неизвестному нам результату. Чем быстрее мы его достигнем, тем быстрее можем узнать больше и поставить себе новые цели, закрыв старые, но для достижения этого результата мне будут мешать мысли о том, что сокрыто у тебя под маской и я прошу, чтобы ты ее сейчас сняла.
Стефания немного подумала, потом коснулась пальцами головы в районе ямочек под ушами. Послышался щелчок, и она медленно опустила маску. Не очень ясно, чего она стеснялась — никакой уродливой она не стала. Понятно, что хорошего мало — несколько темно-багровых шрамов пересекали лицо, чуть искривив линию рта и немного опустив уголок левого глаза. Искусственного глаза, что только теперь мне стало понятно. Так, а вот это плохо — вокруг каждого шрама заметна словно бы тлеющая паутинка алого свечения — во время экзекуции мать использовала наказующую паучью плеть.
— Обезболивающие помогают?
— Не до конца, но я почти привыкла без них.
На меня не действует алый яд боевых химер Сангуэса, но я знаю сопутствующую боль — меня тренировали терпеть схожую, заставив девять недель ходить с имитатором, и это было очень тяжело. Стефа с этой болью живет пять лет — шестьдесят пять стандартных месяцев, двести шестьдесят недель. Я невольно протянул руку, убирая рассыпавшиеся по плечам вьющиеся рыжие локоны и увидел, что один длинный шрам с лица Стефы уходит вниз на шею, но дальше его скрывает высокий воротник-стойка мундирного платья. Больше открытой кожи не видно — кисти покрывают белые атласные перчатки, а ноги высокие сапоги-ботфорты.
Отложив маску, я потянул свою бывшую няню вверх, заставляя подняться. Неожиданно понял, что она уже всего лишь на голову выше меня, хотя я запомнил ее смотрящей на меня с далекой высоты своего роста.
Стефа замерла, закрыв глаза, а я начал расстегивать пуговицы. Сначала хотел просто раскрыть ворот, но по мере того как он расходился, просто не мог остановиться, начиная понимать весь ужас случившегося. Стефа попробовала перехватить мои руки, но сил на сопротивление — ни физических, ни моральных, после глубокого обморока и иссушающей чувства истерики у нее не было, так что она уступила нажиму практически сразу.
Прежняя картина мира стремительно менялась, отмеченная разница в росте оказалась лишь началом. В воспоминаниях Стефа жила авторитетной взрослой и всезнающей няней, а сейчас я понимаю, что она такая же неуверенная и уязвимая как Рита, просто старше на десять лет. Отчаявшаяся, испуганная и растерянная девушка, вчерашний аспект самой нижней ступени, которую закинули сюда без озвученной цели, и сейчас она не знает что делать и даже не представляет что будет дальше. Поэтому и подчиняется мне сейчас так безоговорочно покорно.
Расстегнутое мундирное платье упало на пол и стало понятно, что выкрикнутое недавно в запале «как хамон нашинковали» совсем недалеко от истины. Кожа у Стефы светлая, вот уже пять лет не видевшая солнца, отчего багряные шрамы на ней выделяются еще более отчетливо. Предсказуемо по краю каждого идет тонкая и едва заметная паутинка алого свечения паучьего яда. Боги и демоны, я когда тренировался терпеть и половины боли не испытывал, как она сейчас, сегодня, вчера и всегда — как только с ума не сошла?
На Стефе остались высокие ботфорты, перчатки до локтей и корсет, но было хорошо понятно, что под ними тоже сплошные шрамы. Все тело исполосовано, преимущественно с правой стороны — плечи, спина, ягодицы, бедра, все покрыто широкими багряными шрамами, каждый из которых по краю подсвечен едва заметным алым контуром живущего под кожей яда.
Правая рука искусственная до ключицы, облегающая металлическую конструкцию силиконовая кожа даже не в тон остальной — протез мало того, что биомеханический, так еще самый дешевый. Коснувшись искусственной руки, я обошел вокруг дрожащей Стефы — она так и стояла крепко зажмурившись и безвольно опустив плечи.